Светлана Лукьянова 
Слово о духовном наставничестве отца Георгия Чистякова
светлой памяти отца Георгия Чистякова
 (реколлекция в Кратово, 15.09.07)


Пасха 2005Я пришла в храм Космы и Дамиана более 11 лет назад и сразу оказалась под мощным воздействием проповеднического дара отца Георгия. До этого я знала о нём, как и об отце Александре, с августовского противостояния у Белого дома. Потом – от своего сына Андрея, тогдашнего прихожанина храма. Я только начинала входить в церковь и толком не знала, как нужно исповедоваться. Об этом и сказала отцу Георгию, упомянув, что пришла по совету сына, и назвала его имя. И вдруг отец Георгий обрадовано восклицает: «А, Андрей?!» – и дальше уточняет у меня какие-то детали, из чего я понимаю, что он участвует в его проблемах. Меня они очень волновали, и мгновенное обоюдное понимание стало и фоном, и точкой отсчёта моего вхождения в церковь и в христианство. Именно тогда я впервые почувствовала благодатный поток «от сердца к сердцу». Это крылатые слова выражают самую суть пастырского отношения отца Георгия к своим братьям и сёстрам во Христе. Его сердечность, «замыкание» на каждом прихожанине во время исповеди влекли к нему людей со своими бедами и болями. На субботних Всенощных я наблюдала, как клубится хвост исповедников к отцу Георгию, и удивлялась, как можно его выносливости. В те времена он, правда, ещё летал по храму, потом стремительно убегал. «Уходящая натура», – заметила я вскользь (была такая телепередача Льва Аннинского). Он улыбнулся – сравнение ему понравилось..Однажды, вначале ещё, я пожаловалась на своё одиночество здесь, в храме, и он, уже на ходу или, вернее, на лету, воздев руки к небу, в своём, холерическом, темпераменте утешил: Мы же, Света, связаны духовно!» И это было для меня новым толчком к размышлению именно о духовной компоненте христианства, о сердцевине нашей церковной связи, то есть – о Господе Иисусе Христе. Как-то в Великую пятницу он обмолвился, что это для него особая служба (Царские Часы) и что он не знает, почему многие недооценивают пятничную службу. Когда у меня появилась возможность, я уже не пропускала Литургию в пятницу. Каждое слово проповеди хотелось запомнить. Я спросила отца Георгия, можно ли записывать, и тогда появился в руках диктофон. Три-четыре человека рядом тоже записывали, ну так – для личного воспроизведения дома. Однажды я, пропустив лекцию на Раушской, попросила её у прихожанки – переписать, и она мне принесла с кассетой общую тетрадь, в которую уже расшифровала это слово. Листаю и поражаюсь: ровным почерком исписанные страницы с указанием даты, места, номера кассеты для каждой проповеди или выступления. Тетрадей таких уже было более десятка. Я, со своим журналистским рефлексом (был такой ракурс в моей биографии), ощутила клад в своих руках и побежала к отцу Георгию: «Посмотрите, какую работу делает Нина Александровна, это же надо вводить в компьютер!» «Да-а, – протянул отец Георгий, – надо подумать, как сделать». Я с некоторым, наверное, нахальством говорю: «Не надо Вам думать! Если Вы благословите, я начну это делать!» Тетради эти начались с 2000-го года, и я продолжаю вводить в компьютер, сейчас это уже 22-я тетрадь.

Это некоторое обоснование, почему я тоже решилась говорить. Пересказывать проповеди, конечно, не нужно. Но так как я ими за много лет уже как бы «прошита», как и проповедями отца Александра, которые мне тоже посчастливилось расшифровывать, то я осмеливаюсь говорить об их духовном влиянии на себя и моих ближайших сомолитвенников. И тут мне хочется рассказать о значении для нас именно пятничной Литургии, или Обедни, как часто любил называть отец Георгий. Это не противопоставление службам других дней, но в пятницу был какой-то свой климат, когда нет воскресного многолюдья и священник всех видит и знает не только визуально, но по именам и по разным, семейным и рабочим, ситуациям, приносимым на исповедь. С течением лет мы все, вместе с отцом Георгием, стали ощущать себя единой семьёй. Он не раз это подчёркивал. Для него мы были не просто сомолитвенники, но «каждый и каждая». Прихожане, которые работают, старались освобождать пятничное утро для того, чтобы начать его с Литургии. И мы не просто участвовали, но, смею сказать, сослуживали священнику. Старались придти в храм до его появления, чтобы быть на входных молитвах священника перед алтарём. Когда болезнь уже осаждала его, мы, встречая его в притворе или в приделе, подмечали, в каком он состоянии: как он говорил, средне себя чувствует или еле идёт, и тогда не надо осаждать со всех сторон за благословением., потому что буквально не отрывает ног и, кажется, не видит никого, только бы до алтаря добраться. Но видел! Во взглядах ловил сочувствие и потом когда-нибудь говорил и писал, что ему легче служить, когда он видит много знакомых лиц, когда он чувствует «молитвенное единение, которое держит его». Как в большинстве случаев, он оживал к концу службы, загорался в проповеди. Как он горячо говорил о том, что: братья и сестры, христианство – не набор установлений, не в том, чтобы приходить на службы, ставить свечи и т. д. христианство – это богообщение (проповедь 13.10.00), наша личная встреча со Христом! Встретиться с Богом лично даёт возможность только одна религия – христианство, через боговоплощение Иисуса Христа. Помогает нам в этом Евангелие, которым Сам Бог говорит с нами. Поэтому, братья и сёстры, не расставайтесь с Евангелием! Сейчас есть карманные издания, которые можно носить в сумочке. Не слышать этот горячий призыв было просто невозможно. Поэтому, как мне кажется, отец Георгий «имеющих уши» приварил к Евангелию, к ежедневной потребности обращаться к тексту, искать ответы на любые ситуации именно в нём. Держитесь за Христа! Сила Божья совершается в немощи! И это отче являл нам своим примером, и говорил: когда совсем нет сил, ползите в храм. Потому что именно здесь, в причащении Святых Христовых Таин, происходит эта встреча с Господом, когда, открывая сердце навстречу Христу, мы получаем благодать. Когда ему приходилось отпевать, особенно тех, кого он лично знал, он говорил: да, братья и сёстры, очень тяжело расставаться, но надо постараться, чтобы наши слёзы перетекли в молитву, стали молитвой. Он сам горел этой открытостью Святому Духу во время евхаристического канона: «Ниспосли Духа Твоего Святаго…» - взывал он, и Дух Святой, казалось, реял над ним.

Отец Георгий всегда напоминал, что каждая наша Литургия – это та же Тайная Вечеря Христова, что мы участвуем не в какой-то отдельной Литургии в конкретном храме, а что Сам Христос собрал нас на Вечерю, на Обедню, как Своих учеников, и что мы становимся апостолами, которым надлежит нести Божью благодать в мир, светить во тьме. Он призывал нас – не опаздывать на Литургию, а к моменту «Благословенно Царство» быть в храме, чтобы на этот возглас отвечать: «Аминь!» Для него это каждый раз был праздник, как первая Литургия в жизни, и он напоминал, что она может быть и последней, и хотел, чтобы и мы это понимали и чувствовали, а не забегали в храм посреди службы и привычно подходили к Святой Чаше.

И ещё хочется сказать, как он учил относиться к исповеди. Он повторял, что настоящая исповедь на самом деле может быть раз-два в жизни, когда осознание своей греховности переворачивает нашу жизнь, делает её невозможной без участия в ней Господа Иисуса Христа. Отец Георгий приводил пример настоящей, насущной, исповеди (напр., о партийной коллеге, поехавшей в лавру, чтобы освободиться от этого советского помрачения; проповедь 24.12.00). А то, с чем мы приходим обычно на исповедь, это, скорее, потребность в духовной беседе со священником, поиск совета в каких-то жизненных проблемах. Это тоже необходимо, но священник, говорил отче, далеко не всегда может дать какой-то совет. Чаще у людей проблемы медицинские, или психологические, или педагогические, и можно даже не быть христианином, чтобы их стараться разрешить. Но мы упорно идём с этими проблемами к аналою, навешивая их на священника, создаём дикие очереди, чтобы, порой, пожаловаться на невестку, на ближнего, на раздражение и т. д.  Однажды отец Георгий зашёл в храм вечером в пятницу, сам уже не исповедуя в эти вечера, как раньше, и увидел, сколько людей сидят на исповедь к настоятелю. Час был уже поздний. В ближайшую встречу с прихожанами он просто разразился гневом: «Что вы делаете, братья и сёстры?! Как можно не понимать, что у нас с вами один отец Александр и что нельзя терзать его столько часов подряд?!» В другой раз, когда хвост не иссякал, он сказал: «Братья и сёстры, исповедуйтесь друг другу! Но беда в том, что многие из вас не умеют, не способны хранить тайну другого или другой. Неужели, если мне нужно в чём-то покаяться, что-то сказать Богу, я не могу позвонить Евгению Борисовичу Рашковскому и поведать ему о том, зная, что это не будет ничьим достоянием?!» Но мы, как оглохшие, бежали к нему с любыми проблемами. Конечно, многих он знал лично, участвовал в сложных обстоятельствах и советом, и словами утешения, и направлением к врачу, потому что сам был и психологом, и мистиком, видящим гораздо больше того, кого опекал.

В этой связи отношений между прихожанами и священником хочется сказать ещё об одной стороне пастырского служения нашего отца Георгия. Он был настоящим поводырём своих овец. И дело, мне кажется, не только в его блестящей памяти на имена. Благодаря ему между прихожанами, до того друг с другом незнакомыми, установились горизонтальные связи. «Каждый и каждая» вписались в какой-то горизонтальный круг, где он, даже если живёт один, уже не боится остаться одиноким, заброшенным. Он не раз говорил, что теперь, если кто-то пропадал из поля его зрения, он знает, у кого о ком можно спросить. Как-то, уже после проповеди, давая крест, он вдруг, оглядев присутствующих, начал считать, сколько же перед ним уже приходских семей и кто вот даже в четырёх поколениях представлен, и стал называть всех по именам, в том числе отсутствующих членов семей. Но среди нас стояли и одиночки. И вдруг отец Георгий говорит: «А вот Нина Александровна обрела здесь новую жизнь». И, обращаясь к ней: «Н. А., а у Вас есть я и Света». То есть не только призывал нас к сплочению в единую семью Христову, но способствовал этому своим вниманием к каждому и каждой, рассказывая всем стоящим о других прихожанах. И так, узнавая по цепочке друг друга, мы открыли много удивительных связей друг через друга и продолжаем открывать. Можно составить родословное дерево общины. Он говорил и писал, что его очень поддерживает молитвенное единение с нами, прихожанами. Особым праздником был для нас день 1 января, когда не так уж много бывало народу на Литургии, но и никто посторонний не забредал после новогодней ночи. Он говорил: вот какой день нужно использовать для объединения россиян: все идут, друг с другом здороваются, все такие добрые. И наш Новый год начинался с этого утра.

Особый жанр устного творчества, если так можно сказать, представляли воскресные пастырские беседы. По окончании Вечерни с акафистом он выходил на амвон и предлагал: «Ну, давайте, братья и сёстры, поставим стульчики, и я постараюсь ответить на ваши вопросы». Каких-то только вопросов не задавали! Часто нам не хватало заготовленных для записи кассет. Беседы эти тоже все расшифрованы, их много. Несколько лет назад, когда их было введено достаточное количество и можно было подготовить сборник, мы стали просить отца Георгия – сделать это. Он уже болел, не было времени и сил, и он уходил от этого, отшучиваясь: «Это уже после меня». Но он с интересом отнёсся к пробной вёрстке нескольких таких бесед и благословение на дальнейшую работу с ними для будущего читателя на обложке написал.

Конечно, всеобщая любовь поддерживала нашего отца Георгия, но он очень огорчался, а иногда доходил до гнева, узнавая, что если он по каким-то причинам (срочная командировка, напр.) не мог служить в пятницу, то некоторые прихожане не приходили на Литургию. Однажды он случайно (это было ещё на начальном витке его болезни) появился в пятницу из больницы и обнаружил, что прихожан многих не было. Тут он и разразился гневом: «Ходите, как на спектакль! Зато не забывают некоторые позвонить в четверг и уточнить, приду ли я служить». И точно так же он не одобрял, когда его чада пробирались за ним из одного придела в другой, только чтобы причаститься непременно из его рук. Я вспоминаю об этом потому, что после ухода отца Георгия некоторые прихожане уже смотрят в сторону другого прихода. До его кончины мы продолжали приходить на пятничные Литургии, писали ему, что он с нами, рассказывали о проблемах. И он говорил (писал), что для него эта связь очень важна. Понимая, что дни сочтены, он написал потрясающей силы письмо о Радости! Все его читали и помнят. Он знал, как тяжело нам всем будет без него, и готовил нас этим письмом к своему уходу. Он не уставал говорить, что мы, действительно, семья Христова, чтобы мы служили своему храму, который стал нашим общим домом и в котором отец Георгий прошёл свой священнический путь. И мы ответственны и перед Богом, и перед своим пастырем, и перед приходом за сохранение общины. Я думаю, что это духовное завещание отца Георгия, и особенно тем, кто считает себя его духовными детьми.

Ученику Христа – отцу Георгию

Ты обжигал и завораживал

Любовью пылкой ко Христу

И неблагих углов не сглаживал,

Выслушивая клевету.

 

Ты, как Господь ходил над водами

Пред ошарашенным Петром,

Летел над чьей-то грубой одурью,

На зло ответствуя добром.

 

Христос твой не был затуманенный

Обрядоверием иных,

Но, их стараниями раненный,

Ты оставался выше них.

 

Ты не был добреньким, но доброе

По-христиански понимал,

И семя выросло в надгробные

Пласты цветочных покрывал.

 

Зло и теперь не унимается

Сквозь «пухом будет пусть земля»,

Но Мать Мария улыбается,

Покровы над тобой стеля.

 

Ты был наставником, апостолом,

Как верный ученик Христа,

Не смолкнут в царстве мира косного

Твои жемчужные уста:

 

Ты в звуке, в книгах и в Масс-медиа

Живым останешься для нас –

Ещё одной звездой Созвездия

Тех, чей светильник не угас.

13.07.07