Дарья Жукова
Памяти Ани Москалевой


 

Всё произошло так неожиданно и стремительно, что потребовалось дополнительное время, чтобы просто оглядеться.

 

Я пришла в Косму в 1991. Тогда был такой момент переходный: заболела, ушла регентша Света и надо было как то наладить хор. Поручили это мне. Я повесила объявление прямо на двери храма, что требуются певчие, будем учиться. Что-то в этом роде. Стали приходить люди .Многие остались на долгие годы в храме. Среди них и семья Москалевых. Мама, папа и дочка-красавица двадцати с небольшим лет. Очень дружные, обаятельные и счастливые. (Маму с папой мы вскоре венчали в храме наверху, в "светлице", где сейчас «воскреска»).

 

Мы все были полны надежд, энтузиазма и вдохновения. Наша хоровая жизнь только начиналась. Хоровое церковное пение открывалось нам как чудесный Божий мир. Всё происходило очень дружно, с какой-то удивительной теплотой между нами. Вспоминается то время как счастливое, светлое, почти слепящее. А тогда мы были просто рады, как дети. И в голову не приходило, что это может пройти когда-нибудь. Время летело. Так прошло около 5 лет. 

 

 

В кругу друзей. Аня - крайняя справа.

 

Всегда неизменный Олег Борисович (Анин папа), доброжелательный, выдержанный, постоянный. Вместе с пришедшим Сергеем Цикаловым они составляли партию баса. Сергей чудный тоже. Сверхнадежный, с чудесным голосом.

Было у нас ещё несколько дорогих людей на клиросе, но о них – особо, потом.

 

Елена Федоровна, жена О.Б. и мама Анечки всегда в тени храма, вместе на службе со своими любимцами. И, конечно, Аня. Анечка. Чудесное сопрано. Моя незаменимая и абсолютно незаметная в своей помощи помощница. Отыщет ноты, подметит что-то в нужный момент, подскажет незаметно, спасет от паники. Принесет что-то новое: «Давай споем, Дасинька». Многие благодарны ей за то, что поддерживала, " в ухо пела", когда понимала, что человек теряется. Так постепенно некоторые освоили свои партии. И остались по хорам до сих пор. Поют. И это наполняет, украшает жизнь.

 

По-разному сложились наши жизни.

Хор наш постепенно расформировался. Я отправилась рожать выращивать младенца. Только потом поняла, что рано покинула свой дорогой хор. Им нужен был ещё помощник. Но жизнь шла дальше.

Очень многие, основная часть, наверное, с нашего клироса стали регентами, рассеялись по храмам. Но мы все последующие годы продолжали дружить, общаться, петь. Венчать крестить, теперь, вот, отпевать. Как бы не в силах перестать быть вместе.

 

Этой осенью, когда мы уже узнали об Аниной болезни, часть нашего хора ходила к психологу-священнику. Мы уже знали, как тяжело Аня больна. Она сама ещё всего не знала, а мы знали. о.Е. сказал нам: «Я вижу перед собой Церковь». Посоветовал нам молиться вместе в храме о том, что нас печалило, мучило. Все мы пришли к психологу, чувствуя себя причастными к её тяжелой болезни, каждый сознавал свою долю ответственности, почти вины. Так сложилось...

И был тот молебен в Косме, подобного которому не было в моей жизни никогда и вряд ли будет когда-то!

Молебен, на который пришло много Аниных друзей, сама Аня.

В ночь перед этим она узнала, что операция прошла неудачно. Т.е., что сделать ничего уже нельзя.

Думали будем просто молиться о ней — лично присутствовать ей было сложно, но звонок — «Девочки, подождите. Я еду. Мне мама всё сказала».

Это было трагично, и торжественно одновременно. И звеняще высоко.

Пришло очень много Аниных друзей. «Как же я вас всех рада видеть! Вы не представляете!»

Все знали, что Аня, вероятнее всего, скоро умрет.

Пришли проститься. Но «принимала» всех сама Аня. Молодая, красивая.

Причастие...молебен...соборование...тишина, благодать, тайна...

 

* * *

 

С дочерью Верой.

Аня после моего ухода из Космы порегентовала ещё около года, потом, так случилось, ушла и осела в деревне Каблуково. Еженедельные репетиции с энтузиастами, неизменная любовь к церковному пению, к службе. И пение, пение на службах по большим праздникам или по выходным в "Каблуках" в течении 13примерно лет.

 

В сентябре этого 2009 года на «Анну» Аня узнала, что очень тяжело больна.

Конечно растерянность, сомнения, испуг, нереальность всего происходящего. … Она не очень надеялась на благополучный исход, но ради своей десятилетней дочки Верочки, ради родителей, старалась делать всё возможное. Потом была больница, неудачная операция, тяжёлая «химия»…

Время Аниной скоротечной болезни было особым. Потрясающее объединение друзей, знакомых. Каждый как муравей делал что-то свое. Одни помогали бабушке с ребенком и больным дедом, приносили продукты, предоставляли машину, находили деньги. Другие искали лекарства, дежурили в больнице, решали вопросы с бумагами и врачами, хлопотали о хосписе...

Много всего было.

Такое единодушное удивительное взаимодействие позволило обеспечить Ане достойный уход из жизни. Бог дал ей это. А ещё, очень много людей молилось, и благодать эта чувствовалась, была рядом.

Да, чуда исцеления не произошло, но было чудо мирного, трезвого ухода ...

Туда, в неведомое, в вечность, к Нему, о котором мы столько пели.

 

 

Конечно, нельзя сказать, что Ане не было страшно - и за себя, и за дочку – Веру, и за родителей...

Были и слезы, было и страшно. Но страх не поглотил её.

Вера, доверие Богу осталось. Вот слова записки, которую мама нашла уже потом.

 

 

Господи! Возьми меня в руки и не отпускай, пожалуйста!
Мне очень страшно!
Мне очень тяжело!
Мне очень плохо!
Я Тебе доверяю. Пожалуйста, управь то, что осталось от моей жизни! Прошу Тебя, будь милостив ко мне и к моим бесконечно любимым близким!



Незадолго до смерти друзья постоянно дежурили рядом с ней, сменяя друг друга. «Как же я рада видеть вас! - Ещё один повод поблагодарить Бога!», - и в ответ на мой изумленный взгляд поясняла - «Я без всякой иронии». На последней неделе Аню навестил отец Александр Борисов. Исповедь, причастие, соборование, и… друзья, друзья рекой, без конца...

В самый день смерти – тоже причастие. Пришел её родственник, священник.

 

 

Низкий поклон всем — родным, друзьям, знакомым, едва знакомым, одногруппникам, одноклассникам, друзьям по походам и певчим — друзьям и больше, чем друзьям — братьям и сестрам во Христе, всем, кто помогал!

 

О.Сергий, настоятель храма в Каблуково сказал, что когда пришла мысль похоронить Аню у храма, на душе стало спокойнее.

Отпевание пришлось на зимнюю «Анну». На 20 декабря.

Отпели в Косме.

Регентовал её большой друг и учитель Евгений Сергеевич Кустовский.

Один священник, который служит уже лет 20 сказал :»Мне впервые грустно на отпевании».

Пели заупокойную службу, как положено : «и вижду во гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту безобразну, безславну…». Во гробе – да, но не «безобразну, бесславну», нет – Господь дал ей умереть очень красивой!

Лития в деревне. Мороз, много снега ,солнца.

Аня любила такую погоду, любила эту природу, залитую холодным зимним солнцем. Любила это место. Говорила о.Сергию: "В Каблуково я душой отдыхаю".

 

Пока боролись с мерзлой землей, солнце покраснело и стало заходить. Друзья закапывали, а оно заходило. Долго. Холодно было очень. И это помогало.

 

 

Наш бас Сергей Цикалов (крестный сын Аниного отца) очень тревожился об Аниной семье, Верочке, маме, папе. Хлопотал, помогал оформлять документы в хоспис. Даже думал переехать жить к ним, чтобы помогать.

 

Неожиданно слег с инсультом, а 30 декабря умер в больнице от инфаркта. Повернулся на бок, улыбнулся и умер. В палате даже никто не понял, что произошло.

Бог дал, была у него за неделю до смерти или дней за 5 его последняя шутка при мне, которой он сам очень смеялся: "Понимаешь, Бог создал время и никому не сказал, как оно устроено!" Очень смеялся, до слез.

 

 

Было 40 дней Ане. Я захватила скрипку. Знаю, что Олег Борисыч, "Папык" очень Баха любит. Поиграла. Олег Борисыч немного ожил: «Даша! А Вы помните начало?!!» - «Да, Олег Борисович. Конечно».

 

12 февраля умер и «Папык», «Борисыч». Его похоронили рядом с Аней. Вплотную. Тоже под зимним небом.

Верочка суетилась на могиле мамы с лопаткой, всё старалась покрасивее сложить искусственные цветы.

 

Ещё много раз потом я мысленно возвращалась к тому времени, когда мы только познакомились, к тому сияющему «началу», и вспоминала слова путников в Эммаус – «Не горело ли в нас сердце наше?»

- Горело!