Марина Краевская
Реплика

В нашем киоске продаётся и охотно раскупается книга Василия Ирзабекова «Тайна русского языка». Она посвящена теме, которая не может не волновать всех тех, кто любит свой язык и озабочен его проблемами, обострившимися в последние десятилетия. На моих глазах обиходный русский язык превращается в свою уродливую пародию. В семье, где я выросла, язык старались сохранять, причём делали это «сознательно»: со стола не сходили все возможные словари, пристально рассматривалась этимология слова, словом любовались. Ещё в школе учительница – словесница, которая по анкете числилась « из крестьян», но, совершенно очевидно, была «из бывших», пыталась на примерах прекрасных, но вышедших из употребления выражений, типа «Салфет вашей милости, красота вашей чести! Милостивый государь и т.д.» дать нам почувствовать красоту родного языка. Поэтому я так обрадовалась книге единомышленника, которому не нравится то же, что и мне: ничем не оправданное применение аббревиатур, иностранных слов и выражений при наличии полных аналогов в русском языке, сокращений слов, дикого сленга молодёжи и т.д. Когда я ещё работала, на технических советах я предлагала свою «помощь» для произнесения слов целиком, не заменяя их «птичьим языком» обрывков слов. Меня всерьёз огорчало, что зачастую я не понимала, о чём говорят внуки моей подруги, с которыми я как-то проводила лето. Поскольку мы были друзьями, и они были озабочены вопросом взаимопонимания, то всерьёз предлагали составить для меня словарик для перевода с «их русского» на русский.

И вот эта книга. Удивительное дело, чем дальше я читаю её, тем больше растёт моё недоумение (во время Великого поста не хочется говорить «раздражение»). Она написана в хорошо известном старшему поколению стиле «Россия - родина слонов», с полным неуважением к культуре других народов. Как можно утверждать, что отличие русской словесности от всех иных «Прежде всего в том, что в творениях её классиков, как ни в какой иной литературе, показана вся глубина, все неуловимые оттенки движения души человеческой и её ангельские, лучезарные взлёты, и тяжкие мрачные падения» (стр. 14). Смешно приводить на память всем известные примеры гениев мировой литературы.

Без комментариев хочется привести слова автора: «Приходилось ли вам слышать, скажем, о святых Казахстане, Эстонии, Америке, Франции, Ираке и т.д.» (стр.81). В цитате сохранена орфография автора.

Или ещё перл. «Став свидетелями чего-то, что сделано, на наш  взгляд, не по-людски, привычно сокрушаемся: как-то не по-русски это. Согласитесь, нам и в голову не придёт сказать о чём-то схожем, что это, дескать, как-то не по-киргизски, не по-латышски, не по-уругвайски…»

Автору не нравится слово «спонсор». Мне тоже не очень нравится. Но вот сентенция, «это прилипчивое заморское словечко, больше напоминающее фамилию какого-нибудь инородца » (стр.35) , нравится ещё меньше. Что-то в ней слышится  до боли знакомое.

Или вот ещё панегирик Москве (стр.43-44). Видит Бог, я люблю Москву! Как-то ехала в троллейбусе по центру. Как всегда любовалась Замоскворечьем, Кремлём. Какой-то попутчик это заметил: «Вы, наверное, недавно в Москве, Вам всё так интересно?» Да нет, я родилась и живу в центре Москвы уже 74 года. Но нелепо и недобросовестно принимать желаемое за действительное. Как можно называть Москву святой? Я уже не говорю о том, что святость всё-таки свойство человека, а не города. И любителю языка это следовало бы иметь в виду. Неужели автор серьёзно верит, что, очистив Москву от «лягушачьих шкурок, этих уродливых реклам, от пакостных картинок да бесстыдных надписей», мы получим Москву - « Василису Премудрую, Василису Пригожию»? А пьянство, а наркомания, а, просто так, «из любви к искусству» избиения и даже убийства, да и многое другое - все знают! Кстати, ко всенощной спешат не только «согбенные бабушки». Но переполненные в праздники несколько московских храмов ещё не делают Москву святой. Увы!

     
По-видимому, автор попросту не понимает Символа веры, не знает, что  определение "соборная" означает "всемирная", и никак православие и русскость не могут быть синонимами.

 Наверное, на этом можно было бы остановиться. Но хочется ещё несколько слов о церковнославянском языке богослужения. Лично я его очень люблю, в отличие от многих моих братьев и сестёр. Во время Великого Поста дома читаю Евангелие на церковнославянском. Но абсолютизировать его, но объявлять единственно достойным, в отличие от современного русского – значит ратовать за закостенелость, за отсутствие возможности развития литургической практики Православной Церкви, т.е. как раз за то, в чём нас, к сожалению, совершенно справедливо обвиняют.

Я не делаю никаких выводов. Каждый волен принимать сказанное или не принимать.

Краевская Марина

Обсудить на форуме