Диакон Андрей Кураев
Вкус к сложности: церковь и интеллигенция
"ЭТА ЗЕМЛЯ БЫЛА НАШЕЙ..." Разрозненные мысли о современной культуре и Православии
...На кого сегодня опираться священнику, если не
на интеллигенцию? Допустим, в российской глубинке. Что, работяги к нему пойдут?
Да нет — все начнется с учителя, с врача... И ими, может быть, ограничится...
На сегодняшний день социологи отмечают: в 90-х годах ХХ столетия впервые исчезла
корреляция между уровнем образованием человека и его отношением к религии. В
течении двухсот лет была четкая тенденция: чем выше образование человека, тем
более прохладно его отношение к религии. Сегодня этого нет, то есть подтвердилось
то, что Бердяев еще в 30-х годах видел в среде русской эмиграции: тезис о Православии
как религии неграмотных крестьян – это миф. Сегодня для того, чтобы быть православным,
нужно знать больше, чем для того, чтобы быть атеистом. Если в 19 веке Православие
было религией крестьянской ("крестьянин" происходит от "христианин"),
то сегодня оно становится городской религией, даже более того – религией мегаполисов.
Зайдите в любой храм в Москве, попробуйте найти там рабочих, – и, к сожалению,
вы их почти не увидите. Присмотритесь к лицам той молодежи или людей среднего
возраста, которые там стоят (а их число уже сопоставимо с "бабушками")
– это преимущественно интеллигенция. В московских храмах либо люди с минимумом
образования – традиционные бабушки, либо с максимумом – те, у кого есть вкус
к высокой культуре, серьезной мысли, к сложности, а не примитиву, который предлагают
всевозможные секты.
В России для нашей проповеди открыта разве что студенческая молодежь. Вообще
Православие сегодня превращается в "секту интеллигентов".
В деревнях – пустые храмы и спивающиеся крестьяне, которым совершенно наплевать,
что в этом храме: клуб, танцплощадка или зернохранилище. Сельские приходы оживают
только после Троицы – дачники приехали. Несколько лет назад в поселке Нерль
Тверской епархии собрали сход, на повестке дня – судьба местного недоразрушенного
храма, в котором размещается "дом культуры". Голоса разделились пополам:
половина – за храм, половина – за дискотеку. Но за храм были дачники, москвичи,
а за дискотеку – аборигены: "А где мы танцевать будем, где мы кино смотреть
будем? Вы что?! Если надо кого покрестить или отпеть, то в соседнее село свозим,
ладно. А в повседневной жизни нам киношка нужна!".
Сто лет назад Православие было крестьянской религией, а города жили Вольтером,
Марксом и Дарвиным. Но сегодня все не так.
И вот пробую я представить себя на месте юного батюшки, который окончил семинарию,
и его отправили на село служить, строить или восстанавливать храм. С чего начать?
С кем наладить первые связи? Думаю, единственная группа жителей сел или небольших
городов, с которой у священника может наладиться контакт, это местная интеллигенция:
учителя да врачи.
А значит надо наложить запрет на воспроизведение церковно-публицистических штампов
столетней давности. Один из таких штампов полагает, что слова "поло-жу
вражду между семенем твоим и семенем жены" (Быт. 3, 15) относятся к взаимоотношениям
Церкви и интеллигенции. Сто лет назад в некоторых изданиях через запятую писалось
"жиды, студенты, интеллигенты". Но если мы будем воспроизводить это
сегодня, мы обречем себя на очередные сто лет одиночества.
Замечательный педагог и психолог протоиерей Борис Нечипоров однажды сказал,
что из всех молодежных групп его города (а служил он в райцентре в Тверской
глубинке) есть только одна, с которой есть шанс найти общий язык. Это "боевики"
– те ребята, которые серьезно занимаются боевыми искусствами. К пьяному бесполезно
обращаться с проповедью. "Боевики" же ради своего спорта держат себя
в форме. Все остальные – уже или на игле, или в бутылке.
От своего опыта работы с москвичами я могу только добавить: здесь есть еще и
другая группа, с которой можно работать. Карьеристы. Те ребята, которые хотят
чего-то добиться в жизни – сделать самих себя, создать семью, построить дом,
сделать карьеру. Поэтому они стараются хорошо учиться, поступают в нормальные
университеты. Круг их интересов не сводится к тому, как "наиболее кайфово"
провести наступающий вечер. Их головы также относительно трезвы, а значит, с
ними еще можно спорить, можно работать.
Но чтобы мы смогли работать хотя бы с ними – в наших семинариях и приходских
пересудах надо преодолеть дурацкий стереотип, что, дескать, у нас на приходах
бабушки, а для бабушек "этой философии" не нужно. "Отмазка"
ленивых семинаристов – "бабушкам это не нужно" теперь уже не срабатывает.
Соответственно, надо из нашего церковного обихода убрать стереотип, гласящий:
"интеллигент – значит, еретик". Все остальное, необразованное и кичащееся
своей необразованной кондовостью и пролетарскостью – еще опаснее.
Да, сто лет назад можно было сказать словами преподобного Амвросия Оптинского:
"Где просто, там ангелов со сто". Вокруг был православный мир, православная
школа, государство, семья. У каждого под рукой был добротный хлеб – жизнь своего
прихода. Захотел большего – поезжай в ближайший монастырь. А богословие было
этаким интеллектуальным пирожным, излишним и не связанным с реальной жизнью
и ее проблемами.
Но сегодняшний мир ежедневно обращает к христианам тысячи вызовов. И человек,
который не воспитан в традиции религиозной мысли, оказывается беззащитен. Он
не сможет отличить подлинное от подделки и, даже имея подлинное, не сможет передать
его своим детям. Так что сегодня где просто – там ересей со сто. Так и в самой
церковной среде, а уж тем более в светской.
Православие становится интересным, привлекательным для тех людей, у которых
есть вкус к сложности, вкус к мысли, вкус к самостоятельности, умение плыть
против течения. Поэтому давайте перестанем воспроизводить на уровне приходских
пересудов и в церковных изданиях все эти привычные хулы из позапрошлого века
по поводу интеллигенции, которая Россию продала. Любому, кто от имени Церкви
начнет мусолить тезис о том, что от учености и книжности всякие, мол, следуют
духовные беды, стоит жестко напомнить, что он цитирует апостольского врага.
Именно "Фест громким голосом сказал: безумствуешь ты, Павел! Большая ученость
доводит тебя до сумасшествия" (Деян. 26,24).
"Разум! Разум! И клянут его и хвалят, но и те, кои клянут его, знают, что
без разума ничего не поделаешь… И вере тоже без разума нельзя. Разум верный
в область веры ничего не пустит такого, что может портить ее тенор – например,
суеверия"* (СНОСКА: Св. Феофан Затворник. Собрание писем. Из неопубликованного.
М., 2001, с. 159.).
Только "благочестие на все полезно" (1 Тим 4,8), а вот простота –
нет. Она может обернуться хуже воровства. Благодатная простота как цельность
души, знающей только Христа и всюду видящей только Предмет своей единственной
любви – добра. Искусственная стилизация, игра в упрощение – это разновидность
лицедейства и косметики. Это плохо.
В Церкви есть неписаное правило: из сонма наших святых избери себе для подражания
того, кто наиболее похож на тебя по обстоятельствам своей жизни. Это означает,
что лучше прилагать к себе советы подвижников, жившие в недавнее время, а не
советы древних. Ведь обстоятельства жизни и культура, в которой жили святые
19 века или новомученики века 20-го, более похожи на те проблемы, которые обступают
нас. С другой стороны, выбери святого, наиболее близкого к тебе не только по
времени, но и по его служению, по обстоятельствам его жизни. Если ты многодетный
семьянин, то тебе полезнее будет ознакомиться с документами из жизни Царской
Семьи. А уж если на твоем носу очки, а твоя "карма" помечена университетским
дипломом, то лучше ориентиры для себя искать среди святых книжников, а не среди
отшельников. Святые книжники Церкви – это ап. Павел и Григорий Богослов, Василий
Великий и патриарх цареградский Фотий, митрополиты Филарет (Дроздов) и Серафим
(Чичагов)... У них нужно учиться тому, как талант интеллектуальной сложности
и светского образования приносить на служение Христу, а не ампутировать его.
Христос пришел для всех. Значит – и для образованных людей тоже, а не только
для "простецов" (которые, вдобавок, начинают совершенно некстати гордиться
своей "простотой").
Что же касается диалога Церкви и интеллигенции – то его время уже позади. Да
и вообще – возможен ли такой диалог? Если человек интеллигентен и честен – при
знакомстве с миром Православия он, некоторое время продержавшись на дистанции
"диалога", просто войдет в мир Евангелия. Ведь диалог предполагает
понимание – а при знакомстве с Православием рано или поздно приходит понимание
того, что чего-то тут не понять, если смотришь издалека. "Диалог"
можно вести с книжками. А тут все тебе кричит о том, что одних лишь книжек мало.
Однажды умный человек это поймет. И прекратит свой диалог с Православием. И
станет просто "рабом Божиим". Унизительно? – Но по моему рабство Богу
– это большая мера свободы, нежели рабство своим собственным стереотипам и страстям.
Так что вопрос "Церковь и интеллигенция" социологически не верен:
в Церкви много интеллигентов; среди интеллигенции немало церковных людей. И
потому диалог сегодня ведется не между образованными умниками и "бескнижными"
монахами-простецами, а между верующей интеллигенцией и интеллигенцией еще-не-верующей.
Не с интеллигенцией сегодня конфликт у Церкви, а с той частью интеллигенции,
которая изменила своему долгу – долгу критической мысли. Сегодня в котелках
интеллигенции варится национальное блюдо – каша в голове.
Нынешнее всеверие нельзя считать простительной и милой доверчивостью. Наивными
детьми людей можно было назвать 200 – 300 лет назад. Но люди, воспитанные в
самой научной цивилизации в истории человечества (т.е. в СССР), воспитанные
в преклонении перед разумом и наукой и к тому же воспитанные в недоверчивости
как официальной пропагандой, так и диссидентской – эти люди в нашей космической
державе летают в астрал, вертят тарелочки, верят в порчу и гороскопы. И это
уже национальный позор.
Из нашей жизни уходит такая добродетель, как "дисциплина ума", "дисциплина
мысли". А ведь слушая какого-нибудь религиозного проповедника, стоит задуматься
– чем же он обосновывает свои взгляды и к чему исполнение его доктрин может
в конце концов привести?
Увы, почти не слышно сегодня голоса академической науки, протестующего против
тотальной пропаганды суеверий и оккультизма.
"ПОРА
ВЕРНУТЬ ЭТУ ЗЕМЛЮ СЕБЕ"
Церковь в Университете
Есть в нашей жизни то, в чем Россия не по хорошему уникальна: ни в досоветские
годы, ни в послесоветские в наших университетах не создавали богословских факультетов.
Это плохо и для Церкви, и для науки. Студенты-богословы лишаются возможности
повседневного общения со своими светскими сверстниками и тем самым не впитывают
ту культуру, в которой им и предстоит работать в будущем. А светские студенты
оказываются до позорного беззащитны перед лицом самых диких мифов, касающихся
веры и истории Церкви. Они не обретают навыка мысли на религиозные темы, а,
значит, остаются заложниками безмыслия.
А уж как полезно для лектора-богослова выносить свои тезисы на суд университетской
аудитории! Тут уж точно нельзя действовать по принципу "из нашего теста
лапша для всяких ушей хороша". В светском вузе к лектору-богослову относятся
заведомо критически, в зале сидят студенты с разных факультетов, а, значит,
каждый на свой зубок будет пробовать каждое его слово. И это хорошая проверка.
Кстати, курсы богословия, которые читались в дореволюционных университетах (я
имею в виду прежде всего Б. Мелиоранского в Петербургском университете и протоиерея
Павла Светлова в Киевском) поразительно интересны и сильно отличны от аналогичных
академических курсов.
Мне бы хотелось, чтобы в этом отношении наши университеты стали похожи на университеты
Европы. Мне хотелось бы, чтобы исчез ненужный налет "сенсационности"
с богословских лекций. В конце концов, лектор-богослов, указывая на христианскую
почву, на которой выросла европейская культура, просто говорит: "эта земля
была нашей, пока мы не увязли в борьбе… пора вернуть эту землю себе", пора
перестать быть иностранцами в своей собственной стране.
Впрочем, это я сказал бы и в интервью 10-летней давности. А сегодня я замечаю,
как новая тень легла на порог моей аудитории. Церковь начинают воспринимать
как часть официоза. И, соответственно, сторониться ее. Понимаете, обиднее всего
– расплачиваться за удовольствие, которого не получал. Церковь не обладает никакой
властью в светском обществе, и прежде всего не обладает властью цензурной (оно,
может, и к лучшему, ибо трудновато пришлось бы цензору-христианину в языческом
обществе). И хотя госвласть с нами особенно не считается – о нас все равно сплетничают
как о государственной церкви. И это сказывается и на отношении части академических
кругов к преподаванию богословия в университете. Нам бросают упрек, что мы навязываем
теологию светской системе образования.
Странное дело: если философскому факультету предложат спецкурс по философии
Платона – его с радостью примут. Если историкам предложат курс по истории доколумбовых
цивилизаций Америки – и его примут без звука. А вот о христианской мысли и истории
рассказывать носители этой мысли права не имеют?
Но здесь, правда, уже многое зависит от нас: сможем ли мы сами провести грань
между изложением и анализом – и зазыванием и пропагандой.
Что касается меня – то я не ставлю перед собой задачу привести моих МГУшных
студентов в Церковь (хотя несколько моих бывших слушателей уже несут священническое
служение). Я понимаю, что к вере придут единицы. Но я надеюсь, что у большинства
из тех, кто прослушали курс, будет воспитан вкус к богословской мысли по крайней
мере в такой мере, что сектантские изделия им покажутся просто безвкусными.
Сохранить человека для науки, спасти его от бегства в секту – разве это мало
с точки зрения университетского образования?
ЗОНА РИСКА
Церковь и наука, Церковь и творчество
Вечный коммунальный вопрос – вопрос соседства науки и религии… Принцип мира
между нами ясен: чем выше забор, тем крепче дружба. Истинный профессионал –
физик ли, богослов ли – точно знает границы своей компетенции, своих возможностей.
И свой инструментарий. И не путает сферы, описуемые разными языками и средствами.
Наука уже давно (со времен Канта или уж по меньшей мере с теоремы Гёделя или
"принципа неопределенности" Гейзенберга) умеет собственными методами
определять свои принципиальные границы, доказывать свою неполноту. Наука не
может найти Бога. Она может найти лишь повод к своему собственному смирению:
в мире и в нас есть нечто, что нельзя описать на языке математики… А от смирения
до понимания Евангелия уже один шаг. Шаг воли, желающей обрести новый опыт.
...Все, что связано с областью творчества, неважно – богословского, художественного,
писательского или театрального, – это все область повышенного духовного риска.
Церковь не запрещает людям заниматься творчеством и даже благословляет их, но
просит внимательней относиться к себе самому, к своему состоянию. Быть предельно
трезвым, не позволять себе тщеславия, самовлюбленности, опьянения собой и успехами.
Избегать медитативности, которая может привести к одержимости.
Даже талантливый человек может оказаться во власти весьма недоброкачественных
настроений и одержаний. Творец жаждет "вдохновений" и "наитий".
Но качество этих "вдохновений" может оказаться совсем не добрым. Человек,
раскрывающий свою душу в ожидании "озарений", равно как и человек,
стремящийся спровоцировать в себе прилив "страстей" с тем, чтобы потом
их достовернее описать, может отвыкнуть регулировать свои страсти и чувства,
и, что еще хуже – может и просто стать одержимым…
К сожалению, история культуры показывает, как много очень одаренных и талантливых
людей становились игрушками в руках темных сил. Уходили в наркотики, кончали
жизнь самоубийством, становились злыми гениями для всех, кто их окружал.
***
Самый мой любимый и самый простой призыв – помнить, что входя в храм, надо снимать
шляпу, а не голову. Голова может еще пригодиться.
|