Иванов Петр Константинович

(1876-1956)

Петр Константинович ИвАнов (с ударением на втором слоге) родился 10 февраля 1876 года в Черкассах (по другим данным, в Киеве или в Москве) в семье генерала Константина Петровича Иванова. Дворянский род Ивановых происходит из Ивановской губернии. В 1901 году П.К. Иванов окончил историко-филологический факультет Московского университета. В 1903 году вышла его первая книга "Студенты в Москве", которая затем дважды была переиздана (1907 и 1918). Эта книга была подарена П.К. Ивановым в 1903 году Л.Н. Толстому с дарственной надписью и находится в музее Льва Николаевича в его библиотеке, равно как и вторая книга его же - "Врагам Леонида Андреева", вышедшая в 1904 г. и подаренная автором Софье Андреевне Толстой, также с дарственной надписью и имеющаяся в библиотеке Л.Н. Толстого. В молодости считал себя писателем и атеистом. Также занимался журналистикой. Женившись на дочери промышленника, взял за женой большое приданое. Отличался широкой благотворительностью. Жена и дочь скончались от тифа. В апреле 1923 г. принимал участие в московском епархиальном съезде и был выборщиком от Пречистенского благочиния на Всероссийский поместный собор 1923 г. Около 1923 г. имущество П.К. Иванова было конфисковано, а он сам выслан из Советской России. В эмиграции в Германии, затем около 1925 г. переехал во Францию. Проживал в Париже. Очень нуждался. Давал уроки русского языка, а также торговал вразнос земляникой и фруктами. Писал и читал лекции на религиозные темы. Принимал участие в работе религиозно-философской академии Н. А. Бердяева в Берлине и в Париже. Почти полностью лишился слуха. Принял на себя подвиг помощи больным русским эмигрантам. Посещая все парижские госпитали, узнавал о болящих и не оставлял их до выздоровления или смерти. Скончавшихся вносил в свой синодик и поминал их за службами. О деятельности П.К. Иванова с большим уважением писали митрополит Вениамин (Федченков) и монахиня Силуана (Соболева). Скончался 15 июля 1956 г. во Франции. Похоронен на кладбище г. Сен-Рафаэль на юге Франции.

Петр Константинович [Иванов]

Митрополит Вениамин (Федченков)

Перепечатано из издания: Митрополит Вениамин
(Федченков). Записки архиерея.
- М.: Правило веры, 2002. - С. 752-755.

Так мы все привыкли звать его. Он еще жив (в Париже). Москвич родом. Из писательской среды... Кое-что запишу, оставшееся в памяти, после знакомства с ним.

Из России он выехал не по своей воле: оттуда было выслано зараз более двадцати человек, по преимуществу - писателей, профессоров. П. К. тоже был писателем, хотя и третьестепенным: о нем мало кто знал. Удалили всех их - за открытую религиозность. Имена некоторых я помню: Булгаков, Бердяев, Вышеславцев, Алексеев, Ильин и другие, и вот - П. К. Иванов.

Петр Константинович бил среди них. Они рассеялись по разным государствам. П. К. сначала жил в Берлине; потом приехал в Париж, где его родной брат уже работал шофером.

У брата была жена и две дочери. И П. К-чу отвели они одну комнату; но пищу давали ему раз в день: заработок шоферский был мал. А П. К. не имел никакой специальности... Теперь я ворочусь к его биографии, как рассказывал ее сам П. К. и как я запомнил ее (кажется мне,- довольно верно):

П. К. был довольно богатым человеком. Женился. Имел дочку - девочку. Затем он увлекся цирковой актрисой-испанкой. После гастролей ее он поехал за ней в Мадрид. Использовав все деньги его, она рассталась с ним. И вот он ("в первый раз в жизни" - говорил мне) возвращается в Россию "в третьем классе". Все это приводило его в отчаяние; и он задумал покончить жизнь свою самоубийством (вероятно, намеревался броситься под колеса вагона)... О Боге он в то время и не думал... Кое-как доехал до Москвы.

Не помню: до или после поездки в Испанию, умерла его жена, - и дочка тоже.

...И тут он - впервые после гимназического курса - вспомнил о Боге... Кажется, в это время он заболел легким умопомешательством. Оправившись, П. К., прежде всего, пожелал пойти в церковь, чтобы причаститься.

Дело было к вечеру... Тут (не помню, когда) у него обнаружилась сильная глухота.

Придя ко храму, он спросил у сторожа:

- Можно ли причаститься сейчас?

Сторож усмехнулся:

- Что это, барин? Разве вы не знаете, что причащаются за обедней?

- Ах! разве за обедней?

Он уже и этого не помнил...

С этого момента началась у него новая жизнь - кающегося трешника...

Таким он и уехал за границу... Это было в 1922 году. А я познакомился с ним в 1925 году, когда вызван был в Богословский институт инспектором.

К этому времени у него образовалась особая "специальность", не знаю, как начавшаяся, - именно: разыскивать по разным госпиталям Парижа русских больных; я снабжать их книгами, гостинцами, утешать беседами, привлекать к этому других лиц - и т. п. На подарки больным он не стыдился просить у богатых людей милостыню.

А как он сам питался - по вечерам, - не знаю: ведь ему у брата давали лишь один раз пищу в день.

Помнятся еще из этого периода его жизни две вещи: он выпустил жизненно интересную книгу "Смирение во Христе"; и - путешествие в Лурд - к Божией Матери, с одной богомолкой, которая, кажется, дала обет об этом.

Но еще важнее в нем было то, что он отличался поразительным незлобием. У него не было и не могло быть врагов! По-видимому, книга о "Смирении" была отображением его собственного настроения.

Но самым удивительным в нем была молитва. Когда в Париже образовалась группа русских православных, под юрисдикцией нашей Патриархии ("Патриаршая Церковь"), он тотчас же примкнул к ней. И здесь я мог видеть постоянно: как он молился! Упадет бывало на колени пред образом Божией Матери или святителя Николая со свечечкой, устремит глаза свои вверх,- и полушепотом о чем-то говорит, как живой живым. Потом встанет с колен, поставит свечечку и скажет почти вслух: "Благодарю Тебя, Пресвятая Богородице", - или: "Святителю отче Николае"...

Вера у него была необычайная! детская! поразительная!

Чудесные события были в жизни его; но мне известны лишь два случая.

Было Богоявление... Освящали воду под праздник... И когда крест погружали в нее, он увидел бесов, - уж не знаю, в каком виде, - вышедших из купели... Об этом он тогда же сообщил М. Е.; и стало известным и мне.

Другой случай более простой. Не имея достаточно пищи, он заскорбел и в молитвах стал как бы жаловаться Богу на свое трудное положение и просил дать ему какое-либо небольшое место. В соседнем районе освободилось место на почтамте: разбирать почту. Его приняли (за шестьсот франков в месяц; приличный прожиточный минимум). Сначала он был очень рад. Но потом скоро почувствовал, что его молитва стала сухой. И он понял, что Господь лишил его благодати Своей. И тогда он стал молиться, чтобы Господь лучше лишил его места, но возвратил бы горячую молитву. И точно в ответ на это, вышло распоряжение - сократить почтовых чиновников! Он был освобожден: молитва возвратилась.

Это нужно считать тоже чудом.

Потом меня перевели в США. Я с ним расстался. Он занялся писанием толкования на Апокалипсис.

Но эта работа, - дошедшая до меня от Патриарха, - по-моему, была неудачная... По-видимому, дарования у него были практически духовные, а не писательские.

Теперь ему, вероятно, более восьмидесяти лет.

Из воспоминаний о Петре Константиновиче Иванове

Наталья Б. Соллогуб

Перепечатано с форума сайта
http://hesychasm.ru.

Эмигрантская жизнь Петра Иванова проходила в невзгодах, лишениях...В общем, как и у большинства русских, оказавшихся в то время в Париже. Он пережил сильный духовный кризис, выходу из которого содействовало его паломничество в Лурд... В 1925 году он издал в Париже книжку (158 с.) "Смирение во Христе", совсем никак не отмеченную современниками... 20-е и 30-е годы Петр Иванов был практически безработным. Тогдашнее хождение по гостям спасало его от голода. Часто он бывал у Бердяева.

В 40-е годы Иванов работал в Париже таксистом. Жил недалеко от Сергиевского института. Ходил туда в церковь. Частенько преподаватели института захаживали к нему на чай. Сохранились некоторые фотографии послевоенных времен: улыбчивый, среднего росточка, седенький, с лысинкой и небольшой бородкой. Смахивает чем-то на Николу академического письма. Иванова любили, но, повторяю, не относились к его творчеству серьезно. Тем более, он никогда себя не выставлял, и оказывался всегда в тени. Отзыв Лидии Бердяевой об очередной прочитанной за чаем главе П.К.И (как она его помечала в своем дневнике) - "хорошо, но старомодно" - характерен в кругу знавших его.

Иванов весь свой парижский период жизни прожил один. От первого брака детей у него не было. ...

Что еще сказать?... Умер он в Париже 15 июля 1956 года.

Петр Константинович Иванов

В. М. Еремина (Свято-Троицкая Сергиева Лавра)

Петра Иванова многие считали человеком легендарным или коллективным псевдонимом. Ходили слухи, что это какой-то болгарский священник. Мне постоянно приходилось это опровергать. Как только люди узнавали, что это русский эмигрант, они немедленно оживлялись, потому что у нашей интеллигенции отношение к русской эмиграции, особенно в 70-80-е годы, было всегда глубоко уважительным.

Когда я впервые читала книгу П. Иванова "Тайна святых" , я стала спрашивать себя: когда же это было написано? К счастью, в этой книге есть четкие временные приметы. В ней говорится о Второй мировой войне, о сталинградской битве, говорится о том, что "Бог пришел и что милостивый приход Его ознаменовался чудом разрешения безбожным советским правительством свободы богослужений по всему Советскому Союзу". Значит, книга была написана уже после войны. Книга вышла в русском парижском издательстве YMCA-Пресс в 1949 году. Таким образом, эта книга была написана П. Ивановым примерно в конце 1947 - начале 1948 года.

Мне довелось впервые увидеть эту книгу в самом конце 70-х годов, через 30 лет после того, как она была напечатана. Написанная русским эмигрантом, перешагнувшим за Вторую мировую войну, во многом разочаровавшимся, но, к счастью, сохранившим веру, книга "Тайна святых" оказалась более чем кстати для ищущей интеллигенции 70-х годов.

Ксерокопия, которой мне довелось пользоваться, была снята с книги, принадлежавшей архиепископу Сергию (Голубцову). Это был архиерей, живший на покое в Троице-Сергиевой Лавре, немного старчествовавший, принимавший духовных чад. Многие из них живы до сих пор. О нем было известно тогда, что его кафедру уничтожили, присоединив ее к ленинградской, и не только по требованию властей, но и с явного согласия и немного по хлопотам покойного митрополита Никодима (Ротова). Архиепископ Сергий дорожил этой книгой и поставил на ней свой экслибрис: "Библиотека еп. Сергия (Голубцова)".

Позднее в одной сибирской газете (уже при Горбачеве, в конце 80-х - начале 90-х годов) была напечатана просьба сообщить все, что известно о Петре Иванове. У меня не было тогда возможности написать в ту сибирскую газету о Петре Иванове, поскольку я сама знала о П. Иванове очень немного. Но, тем не менее, Господь вел и не оставлял. Через некоторое время мне попалась изданная в 1960 году в Париже книжка профессора С. В. Троицкого "О неправде карловацкого раскола: Разбор книги протоиерея Польского "Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей". В чрезвычайно серьезной и хорошо подготовленной библиографии С. В. Троицкого, в числе других книг перечислены и две статьи Петра Иванова - "Сокровенный смысл событий в русской Церкви" и "Сошел ли митрополит Сергий с тихоновского церковного пути?" . Следовательно, П. Иванов был активным сторонником митрополита Сергия, будущего Патриарха. По словам Л. А. Успенского, П. К. Иванов был прихожанином Трехсвятительского подворья Московского Патриархата в Париже, основателем которого был епископ, впоследствии митрополит Вениамин (Федченков). В ноябре-декабре 1927 года митрополит Вениамин принял судьбоносное решение. Он не просто признал справедливость линии митрополита Сергия, но не побоялся войти в его юрисдикцию, хотя этот шаг был принят в эмиграции с пониманием далеко не всеми.

Именно перу владыки Вениамина принадлежит самое лучшее, что было написано о Петре Иванове. Митрополит Вениамин видел многих мятущихся людей. Ему принадлежат пастырские внимательные слова, пастырская оценка, пастырский взгляд на личность Петра Иванова.

Петр Константинович Иванов родился 10 февраля 1876 года. В книге митрополита Вениамина "Божии люди", изданной в 1998 г. в Москве в издательстве "Отчий дом", в специальном небольшом очерке "Петр Константинович", посвященном П. Иванову, говорится, что он "москвич родом . Из писательской среды... Кое-что запишу, оставшееся в памяти после знакомства с ним. Из России он выехал не по своей воле: оттуда было выслано зараз более 20-ти человек, по преимуществу - писателей, профессоров. Удалили всех их - за открытую религиозность. Имена некоторых я помню: Булгаков, Бердяев, Вышеславцев, Алексеев, Ильин и др., и вот П. К. Иванов" .

Небольшое отступление. Все эти имена перечислены также и у А. И. Солженицына в одной из глав "Архипелага ГУЛАГ", где говорится о превентивных мерах советской власти, в том числе и по статье 20а Уголовного Кодекса - высылка. Если внимательно изучить имена высланных, то поражает, что все эти люди до революции считались "левыми"! Значит, их высылали вовсе не за их открытую религиозность. Это бы продуманный, тонкий и довольно злой политический шаг. Сделано это было, по-видимому, для того, чтобы "разбавить" эмиграцию, которую считали "чрезмерно" монархической. За границу отправили тех деятелей науки и культуры, бывших "левых", которые могли взбудоражить и "заквасить" заграничное "тесто", чтобы создать там внутреннюю оппозицию. И, к сожалению, это удалось! Во-первых, сформировалось движение "сменовеховцев". Многие из них к 1922 году уже вернулись в советскую Россию. Большинство из них, за редким исключением, загремели в тюрьмы и лагеря. Но в те годы движение "сменовеховцев" было на руку большевикам, так как открывало им возможность международного признания. Во-вторых, например, русская эмиграция в Испании в большинстве своем сражалась против Франко, за повстанцев. Эмигранты "левого" направления в целом были гораздо многочисленней и гораздо интересней, чем узкая группа монархического старшего поколения и монархической молодежи . Об этом свидетельствует, например, архиепископ Иоанн (Шаховской) .

Позднее вернулся в Россию и митрополит Вениамин со своими духовными чадами.

Возникает вопрос: почему не вернулся Петр Иванов?

Мне думается, что, во-первых, Петр Иванов не питал больших иллюзий в отношении большевиков, хотя бы и при их изменившейся церковной политике. А во-вторых, не будем забывать, что все-таки он нашел в русском Париже хотя и не очень хорошее, но свое место. Когда в 1946 году началась очередная волна возвращенчества, ему было уже семьдесят лет. Он часто читал Псалтирь, а потому знал, что "житие человеку в семьдесят лет, аще кто в силах, то восемьдесят, а множие их труд и болезнь" (Пс. 89: 10). Думаю, что он вполне допускал возможность и в семьдесят лет отправиться в лагеря, что ему было бы уже, конечно, не под силу. Поэтому, он остался доживать свой век в Париже.

Вся книга П. Иванова "Тайна святых", с ее жгучей проблематичностью, великой искренностью и критичностью, проникнута творческой энергией, что несомненно делает эту книгу бессмертной, не говоря уже о многих откровениях и о многих Божественных свидетельствах, которые в ней содержатся.

Особое место занимает в ней апокалиптическая глава. Многие соглашались в своем время, что "десять царей, имеющие одни мысли" (Откр. 17: 12-13) несомненно, не возглавители советской государственности, а вся большевистская партия в целом. Петр Иванов предсказывает, что любые самые хитроумные, самые продуманные способы свержения "десяти царей", то есть большевиков, не достигнут цели: "Прежде чем сбудется слово Божие и наступит брак Агнца с невестою Церковью, народ-церковь (то есть, все тело церковное - В. М. Е.) испытает мучительнейшее время, неслыханное на земле. Десять царей, имеющих одни мысли, будут служить зверю не за страх, а за совесть, разрушать блудницу и вести борьбу с распятым Христом. По временам они могут ненавидеть друг друга, и даже истреблять (очень верно, например, 1937 год - В. М. Е.). Однако, те их них, которые ведут строгую линию разрушения блудницы, как бы это ни противоречило идеалам материалистического строения, будут побеждать. Политическое сообщество, имеющее одни мысли и действующее в государстве, в наше время называется партией…".

Они, эти "десять царей" рухнут сами, когда будет исполнено их дело (Откр. 17: 17), и когда они обратятся к Церкви Христовой за помощью. "Сказано: они будут "вести борьбу с Агнцем". Вести борьбу с Агнцем, то есть распятым Христом, Который не имеет иного оружия, кроме долготерпения и любви,- значит действовать и проповедовать противоположное любви. Понятие беспощадность станет во главе их домостроительства. И они будут воспитывать покорных им в немилосердии друг к другу. Достигать этого десять царей будут следующим образом: как основу жизни, они воздвигнут свои "одне мысли", свою программу (как всякая партия. В. М. Е.), свой идеал. И от каждого будет требоваться, чтобы он любил этот идеал больше всего на свете, приносил ему в жертву все свои отношения к ближним (в этом смысле он сходится с Солженицыным, хотя Солженицын Петра Иванова никогда не читал. Но когда он пишет про строительство каналов, он эту мысль проводит. Несчастным сосланным женщинам, работающим на каторге, запрещено помнить о семье, об оставленных детях - они должны лишь помнить и любить свой канал Москва-Волга! - В. М. Е.). Все будут наблюдать друг за другом, не отклонился ли кто от строгости почитания "однех мыслей" (вот она, чистота марксизма-ленинизма, о которой так много говорилось в те годы! - В. М. Е.). И заподозренного обличат в нерадении (в самые страшные 30-е годы. - В. М. Е.). Это заподазривание друг друга, к чему так склонны люди, - ибо осуждение ближних было всегда главным пороком общества, утратившего любовь во Христе,- заподазривание, поощряемое и награждаемое свыше, примет характер какой-то принудительной вражды друг к другу (то есть, всеобщее доносительство - В. М. Е.). Человек обратится в раба "однех мыслей", в раба того строя, который будет создан из людей, как неодушевленного материала.

Но человек создан Творцом быть членом царства Божия - любви и свободного творчества во Христе. И работа десяти царей над душами людей породит во всех великую духовную усталость. Чем более душа будет терять свою свободу, свой удел в Боге, тем сильнее будет в ней жажда занять свое место на браке Агнца. Не обманываемые никакими миражами царства мира сего (действительно, культура была практически уничтожена) . . . жители государства десяти царей тайно для самих себя будут ждать Любящего и любимого Христа.

Десять царей победят всех своих врагов, но истинных врагов их "однех мыслей" они никогда не будут видеть, знать и достигать. Это будут добрые их враги (это и есть дело митрополита Сергия (Страгородского), впоследствии Патриарха Сергия - В. М. Е.). И вместе с Агнцем они победят десять царей. Оружием их будет терпение и молитва за десять царей, и всяческая доброта.

Быть может, великая внешняя опасность (имеется в виду, конечно, Вторая мировая война. - В. М. Е.) побудит имеющих "одне мысли" обратиться к Церкви Христовой за помощью. Как только они обратятся к тому, что все время правления своего именовали народной темнотой, тотчас сила их внутренняя станет опадать, ибо человек с двоящимися мыслями не тверд на всех путях своих. Их крепкость состояла в том, что они всегда были верны своим "одним мыслям"...

Но высшее не в этом. В момент их обращения за духовной помощью к Христовой Церкви, начнет медленно приоткрываться дверь. За этой дверью будет Тот, Кто отворяет, и никто не затворит (то есть Христос Господь. - В. М. Е.). И те, холодные, которые никогда не подозревали, что, кроме ума, существует еще сердце, начнут чувствовать незнакомый, но покоряющий душу жар.

Еще плохо податливый ум будет сильно верещать в них, еще руки, по обычаю, энергично бить по воздуху, еще самые трудные из них будут с ножом кидаться на Агнца. Но уже исполнена воля Божия, исполнились слова Божии - великой блудницы нет там, где царили невозбранно десять царей" .

Соблазны мира сего, прежде своего соблазны прогресса, были разрушены Десницей Господней независимо от воли "десяти царей". Несмотря на то, что они с особым рвением ратовали за научный и технический прогресс, внутренняя победа и возможность политики Горбачева началась с Чернобыля, с аварии, которая разоблачила этот мираж.

"И никнет дом десяти царей, имевших "одне мысли" (уже "имевших", а не "имеющих". - В. М. Е.). И опускаются у них руки и подгибаются колени, а незнаемое до сих пор сердце горит" .

Таково было предсказание П. Иванова. У этой партии "подогнутся колена, сникнут руки и сердце ими отвергаемое, будет гореть". Нужно было молиться и ждать этого.

Господь сподобил нас увидеть это собственными глазами. В мае 1988 года появились первые признаки исполнения этого предсказания. Дракон впервые "отрыгнул" им проглоченное: из Кремля были возвращены им "заглотанные" великие святыни Христовой Церкви - большая частица животворящего Креста Христова, часть Ризы Пресвятой Богородицы, была десница Андрея Первозванного, глава Иоанна Златоуста и множество иных мощей. Все это было возвращено Церкви из Кремля в серебряных сосудах и ковчежцах, без всякой компенсации.

Возвращаясь к Петру Иванову, необходимо отметить, что он, умер в 1956 году - на пороге новых хрущевских гонений. Митрополит Вениамин (Федченков) дожил до них. На его последнем портрете (написанном, когда владыка уже пребывал на покое в Псково-Печерском монастыре) заметно, каким ужасом искажено его старческое лицо. Рухнул мираж государственности, защищающей Церковь. Для владыки это было последним ударом. Господь сподобил его отринуть это ложное утешение и возложить упование на единого Господа.

А Петр Иванов скончался на пороге хрущевских гонений. Но всегда следует не забывать, что у Бога все живы и что утешение загробное подается Господом даже в большей мере, нежели утешение земное. Архиепископ Сергий (Голубцов) часто поминал Петра Иванова на панихидах, делала это в записочках и я.

Необходимо отметить, что несмотря на неподдельный пророческий пафос книги "Тайны святых", на ее многие глубокие проникновения и на ее острый анализ, она была подернута некоторым флером безнадежности. Это проявилось, например, в главе, посвященной Серафимо-Дивеевской обители. П. Иванов был склонен считать, что четвертый удел Божией Матери рухнул по вине синодальной системы. Но так ли велика и могущественна эта система, чтобы разрушить дело Божией Матери?! Здесь проявилось снисхождение долготерпения Божия, Его уважение к человеческой свободе, снисхождение к человеческой слабости, ибо Господь ищет Себе не послушных орудий, а любящих детей и истинных друзей. Но эти друзья должны были еще вырасти.

Надо сказать, что, конечно, Серафимо-Дивеевская обитель, какой она была до революции, это только пророчество, прообраз, предвосхищение того, чем она должна стать впоследствии. Нам довелось стать свидетелями ее возобновления, ее тихого роста. Одно время была некая эйфория: туда все хотели поступать. И вдруг оказалось, что далеко не всех принимают! Потому что самим преподобным Серафимом было сказано, что Матерь Божия отбирает сестер. Кого надо - привлечет, кого надо - ею ведомыми судьбами изженет, то есть выведет за пределы обители. Так что, здесь мы имеем возможность ждать и уже пессимизма русской эмиграции, в частности Петра Иванова, не имеем права разделять, ибо мы получили такое утешение, которое в эмиграции и не снилось.

Судьба Петра Иванова складывалась очень по-интеллигентски. В Церковь он пришел только благодаря несчастью, совершенно земному. Он был довольно обеспеченным человеком и имел значительную сумму в банке. У П. Иванова была семья - жена и дочь. Как у многих несчастных русских дворянских интеллигентов - любовь к артистке, циркачке-испанке. Оставив семью, П. Иванов поехал за ней в Испанию, захватив с собой свои ценные бумаги. История закончилась тем, что циркачка выманила у Петра Иванова все ценные бумаги, а самого его прогнала.

Петр Иванов возвращается обратно, первый раз в жизни, в третьем классе. Все это "приводило его в отчаяние". Он задумал покончить жизнь самоубийством, вероятно, намеревался броситься под колеса вагона. О Боге он в то время и не думал. Кое-как доехал до России. Но тут его ждало уже настоящее несчастье. Пока он пребывал в Европе, от неизвестной заразной болезни у него умерли жена и дочь. Дома он нашел только две могилы. Тогда он действительно вспомнил о Боге. Петр Константинович заболел легким умопомешательством, на нервной поч-ве у него обнаружилась сильная глухота. Немного оправившись, он прежде всего пожелал пойти в Церковь, чтобы причаститься (в первый раз после гимназии). Подойдя к храму, он спросил у сторожа: "Можно ли причаститься сейчас?" Сторож усмехнулся: "Что это, барин? Разве вы не знаете, что причащаются за обедней?" - "А, разве за обедней?" Он уж и этого не помнил .

С этого момента началась для него новая жизнь - жизнь кающегося грешника. Таким он и уехал, был выслан за границу в 1923-1924 г. Эта массовая высылка умственных деятелей была как раз после возвращения "сменовеховцев" и видимо, готовилась в 1922 году и мелкими партиями прошла под конец 1922 - начало 1923 года.

Рассказывает митрополит Вениамин: "А я познакомился с ним в 1925 году, когда вызван был в Богословский институт инспектором.

К этому времени у него (Петра Иванова. - В. М. Е.) образовалась особая "специальность", не знаю, как называвшаяся, именно: разыскивать по разным госпиталям Парижа русских больных и снабжать их книгами, гостинцами, утешать беседой, привлекать к этому других лиц и т. п. На подарки больным он не стыдился просить у богатых людей милостыню" .

Жизнь Петра Иванова - жизнь кающегося грешника - прежде всего научила его вниманию, снисхождению. Петр Иванов в "Тайне святых", в главе "Лурд" свидетельствует: "Только шесть дней пришлось нам быть в Лурде, - но видели и знаем о трех духовных чудесах - трех духовных происшествиях с русскими православными людьми, - летом 1930 года. - Это стало известно во всех парижских госпиталях, где находились на излечении русские. Среди туберкулезных был один, который наводил на всех товарищей тяжелое уныние" .

В целом Западная Европа отнеслась тогда к первой русской эмиграции вполне милосердно, в отличие от Греции, где, как пишет митрополит Вениамин, на золото продавали питьевую воду. Например, в романе Ремарка "Три товарища" среди туберкулезных больных мы видим русского, к которому все внимательны, и который как раз поражает всех остальных каким-то другим, не меркантильным, а духовным настроем. И во Франции русские туберкулезные больные содержались в больнице за государственный счет.

Петр Иванов продолжает: "Он (этот туберкулезный больной. - В. М. Е.) мрачно и неумолчно говорил о самоубийстве, как единственном выходе для чахоточных. Больные русские, довольно многочисленные в госпитале, где он лежал, стали просить, чтобы его перевели в другую больницу, где нет русских, так ужасно он действовал на них. И вот какая-то католическая организация (уж конечно, с подачи Петра Иванова. - В. М. Е.) предложила взять его вместе в другими паломниками в Лурд. Эта поездка показалась несчастному больному великолепной игрой судьбы; что он вернется не выздоровевшим, он ни минуты не сомневался, но поездка даст ему, наконец, толчок к самоубийству - до сих пор он никак не мог заставить себя уйти из жизни, чего желал от всей души" .

Такая мысль о самоубийстве в несчастье для самого Петра Иванова была знакомой, преодоленной, поэтому он хорошо понимал духовное состояние людей, которые осмеливаются произносить такие слова.

"Через две недели он снова появился в госпитале. Но в больницу не лег, а пристроился где-то на стороне. И каждый день в часы приема являлся, то в одном, то в другом госпитале. Кто знал его раньше, не могли узнать: не видом изменился, болен был по-прежнему, но духом. Он рассказывал о необычайном веселье Лурда, не покидающем его и теперь... Так переходил он из больницы в больницу, всюду оповещая, что с ним произошло; предлагал Лурдскую воду; уверял всех, что Бог существует и творит чудеса. О себе говорил, что Бог обещал вскоре взять его к Себе в вечное веселье, согласно его желанию больше не мучиться на земле" . То есть, получил оповещение о своей кончине, что дается только святым. "И правда, после трех недель своего проповедования о Боге больным, однажды вернувшись домой, внезапно скончался, славя Христа и Пресвятую Богородицу".

Другой лурдский паломник тоже "оказался русским и, к моему крайнему удивлению, туберкулезным больным, которого за несколько месяцев перед тем я посещал в одной из парижских больниц. Я помнил его бледное, безжизненное лицо обреченного. Он был так слаб, что не мог уже говорить, попросил не посещать его, так как посещения, казалось ему, мешают умирать спокойно: теперь этот бывший умирающий чрезвычайно обрадовался, встретив меня здесь. Вид его можно было назвать цветущим, даже слепота не отнимала жизнерадостности, которой дышало все его существо. Он поведал нам, что исцелен от чахотки и надеется на великую милость Божию - исцеление от слепоты. Впрочем, и слепота ему почти не мешает. Он сам нашел себе здесь квартиру, занятия и может себя содержать. Дал обет навсегда остаться в Лурде и свидетельствовать перед всеми приезжающими чудо своего телесного и духовного здоровья" .

Итак, "специальностью" Петра Иванова было милосердное служение, подобно преподобномученице Великой Княгине Елисавете Феодоровне. В сущности его служение отличалось тем, что Петр Иванов был крайне беден. Его родной брат, который работал шофером и у которого была семья, давал ему каждый день пообедать, но ужинать ему уже не давали: было не на что. Но, несмотря на полуголодное парижское существование, Петр Иванов прожил 80 лет - те самые, предсказанные царем Давидом "аще в силах, то восемьдесят".

Кроме благотворительной деятельности Петр Иванов отличался поразительным незлобием. У него не было и не могло быть врагов, хотя были и насмешники, среди которых был и покойный Л. А. Успенский. Когда мне протоиерей Александр Салтыков рассказывал мне о Петре Иванове со слов Л. А. Успенского, то я спросила: "Позвольте, отец Александр, а как Петр Иванов умирал?" Тот замялся и сказал: "Кажется, хорошо умирал".

Митрополит Вениамин особенно выделяет молитвенный подвиг Петра Иванова: "Самым удивительным в нем была молитва. Когда в Париже образовалась группа русских православных, под юрисдикцией нашей Патриархии (Патриаршая Церковь), он тот час же примкнул к ней. И здесь я мог видеть постоянно, как он молился! Упадет, бывало, на колени пред образом Божией Матери или св. Николая со свечечкой, устремит глаза свои вверх, - и полушепотом о чем-то говорит, как живой живым. Потом встанет с колен, поставит свечечку и скажет почти вслух: "Благодарю Тебя, Пресвятая Богородица!" - или "Святителю отче Николае"... Чудесные события были в жизни его, но мне известны лишь два случая.

...Было Богоявление. Освящали воду под праздник. И когда крест погружали в нее, он (Петр Иванов. - В. М. Е.) увидел бесов, - уж не знаю, в каком виде, вышедших из купели... Об этом он тогда же сообщил митрополиту Евлогию, и это стало известным и мне.

Другой случай более простой. Не имея достаточно пищи, он заскорбел и в молитвах стал как-то жаловаться Богу на свое трудное положение и просил дать ему какое-нибудь небольшое место. В соседнем районе освободилось место на почтамте: разбирать почту. Его приняли (за 600 франков в месяц: приличный прожиточный минимум) . Сначала он был очень рад. Но скоро почувствовал, что его молитва стала сухой. И он понял, что Господь лишил его благодати Своей. Тогда он стал молиться, чтобы Господь лучше лишил его места, но возвратил бы горячую молитву. И точно в ответ на это вышло распоряжение - сократить почтовых чиновников! Он был освобожден: молитва была услышана. Это нужно считать тоже чудом".

"Потом меня перевели в США, - заканчивает свой очерк о Петре Иванове владыка Вениамин. - Я с ним расстался. Он занялся писанием толкования на Апокалипсис (речь идет как раз о книге "Тайна святых". - В. М. Е.). Но эта работа, дошедшая до меня от Патриарха, по-моему, была неудачная" . Что касается мнения митрополита Вениамина (Федченкова), можно понять, почему ему не понравилась книга "Тайна святых". Когда писались эти воспоминания, митрополит Вениамин оставался еще государственником. Позднее, в 1960-1961 годах, в разгар хрущевских гонений, когда Сам Господь ниспослал ему освобождение от государственнических иллюзий, самое вероятное, что он оценил бы эту книгу иначе. Но, как выразился архиепископ Иоанн (Шаховской), "на склоне лет препоясала его пустыня, паралич его разбил, и болезнь ввела его в тишину Псково-Печерского монастыря" . Разумеется, в параличе уже ему было не до книг - нужно было готовится к смертному часу. Но характерно то, что книгу "Тайна святых" внимательно читал Патриарх Алексий I. Оценка Патриарха Алексия I пока неизвестна, но "ничто же покровено есть, еже не открыится" (Мк. 4: 22). Мы же будем надеяться, что когда-нибудь эта оценка станет известной.

Петр Иванов написал две фундаментальные книги: "Тайны святых" (наиболее известная) и "Смирение во Христе", написанная в 1925 году и оставшаяся малоизвестной. В те годы Петр Иванов ходил в церковь, подчиненную митрополиту Евлогию. Митрополит Евлогий был его личным другом. И, наконец, его другом была и Великая Княгиня Ксения Александровна, которой П. Иванов непосредственно подарил книгу "Смирение во Христе" с надписью "Ея Императорскому Высочеству Великой Княгине Ксении Александровне на добрую память от автора. Париж, 27 сентября / 9 октября 1925 г.". В то время для того, чтобы подарить книгу Великой Княгине с дарственной надписью, это нужно было быть близким ей и уважаемым ею человеком, а не просто каким-то просителем, или почитателем, или сочувствующим. Этот экземпляр книги Петра Иванова сохранился до нашего времени. В свое время он был приобретен профессором Н. М. Зерновым и хранился в его богатейшей библиотеке в Оксфорде, а после его смерти вместе со всей библиотекой был передан в Россию. Сейчас она находится в Библиотеке иностранной литературы в Москве и там ее можно прочитать.

Почему же о Петре Иванове и о его творениях очень мало знали в России? Дело в том, что книги Петра Иванова требуют серьезной богословской подготовки и соответствующего христианского духовного опыта. Сам П. Иванов в начале книги "Тайна святых" приводит цитату из Апокалипсиса: "Побеждающему дам вкушать сокровенную манну и дам ему белый камень, и на камне написано новое имя, которого никто не знает кроме того, кто получает" (Откр. 2: 17). К сожалению, интеллигенция 70-х годов была еще недостаточно подготовлена для восприятия подобных книг.

Митрополит Вениамин (Федченков) особенно ценил книгу "Смирение во Христе". Эту книгу владыка Вениамин называет жизненно интересной. По-видимому, эта книга отображала не только духовное настроение Петра Иванова, но и его собственное настроение.

В России эта книга не выходила никогда. Я очень надеюсь, что она скоро выйдет в одном из московских издательств и будет доступна российским читателям.

http://zarubezhje.narod.ru/texts/ivanov01.htm