Владимир Ерохин

Незримый пастырь

Три года назад наш прихожанин Пётр Старчик поселился в селе Николин Погост близ Городца. Купил там дом — как оказалось — священника Владимира Вязовского, расстрелянного коммунистами в 37-м году. Звонит в колокола в местной церкви, трудится, молится, пишет песни. Выступает в Нижнем Новгороде, Городце, Балахне, а когда наведывается в первопрестольную, даёт концерты у нас в храме, исполняя завет безвестной монахини Новодевичьего монастыря, чьи стихи он положил на музыку 30 лет назад: «Где бы сердце вам жить ни велело — в шумном свете иль в сельской тиши, — расточайте без счёта и смело все сокровища вашей души».

Тысяча песен Старчика лавиной прокатилась по Москве и по стране, навсегда заполнив сердца тех, кто услышал и полюбил его хрипловатый зычный голос и переливчатый рокот фортепьяно под крепкими пальцами шофёра, плотника, узника Казанской тюрьмы (отсидел своё за антисоветскую агитацию — самодельные листовки «Долой КПСС и КГБ!»).

Он странный человек, странник. Его прямота ошеломляет. В его мелодиях обретают новую власть Мандельштам, Цветаева, Волошин. И становится скучно и стыдно жить по-старому — не по Старчику.

Старчиками на Украине в прежние времена называли бродячих певцов-мудрецов, — например, Григория Саввича Сковороду, который сам выкопал себе могилу, лёг на лавку и умер с Библией под головой, оставив надгробную надпись себе: «Мир ловил меня, но не поймал». (Я люблю, в разговорах с редкими теперь атеистами, цитировать песню Старчика на стихи Сковороды: «Бог есть лучший астроном, Он — найлучший економ. Мать блаженная натура не творит ничтоже сдура».)

При первой, очень давней нашей встрече Петя, сгорбившись над стареньким пианино, пел Северянина: «Ты потерял свою Россию. Противоставил ли стихию добра стихии мрачной зла? Нет? Так умолкни. Увела тебя судьба не без причины в края неласковой чужбины. Что толку охать и тужить — Россию надо заслужить».

И эта тоска — в сущности, по Старчику — неизменно возвращала домой, за шкирку выволакивала из любой, самой сладкой заграницы, швыряя в соль и боль России. (Париж, Северный вокзал. Знакомая эмигрантка — мне вослед: «Значит, там ему надо ещё что-то пережить…») «Другие не смели, но мы до конца дотерпели…» (Седакова).

Он углублялся, ввинчивался в Россию, пока не упёрся судьбою в пространственный предел — Нижегородчина, Николин Погост.

Его песни обладают огромной нравственной чистотой и силой. Порою слушать их невыносимо: выворачивают душу; как дым, слезят глаза. Нелепая, большая, больная совесть России.

			искать на странице
	<<вернуться к содержанию Владимир Ерохин Незримый пастырь Три года назад наш прихожанин Пётр Старчик поселился в селе Николин Погост близ Городца. Купил там дом — как оказалось — священника Владимира Вязовского, расстрелянного коммунистами в 37-м году. Звонит в колокола в местной церкви, трудится, молится, пишет песни. Выступает в Нижнем Новгороде, Городце, Балахне, а когда наведывается в первопрестольную, даёт концерты у нас в храме, исполняя завет безвестной монахини Новодевичьего монастыря, чьи стихи он положил на музыку 30 лет назад: «Где бы сердце вам жить ни велело — в шумном свете иль в сельской тиши, — расточайте без счёта и смело все сокровища вашей души». Тысяча песен Старчика лавиной прокатилась по Москве и по стране, навсегда заполнив сердца тех, кто услышал и полюбил его хрипловатый зычный голос и переливчатый рокот фортепьяно под крепкими пальцами шофёра, плотника, узника Казанской тюрьмы (отсидел своё за антисоветскую агитацию — самодельные листовки «Долой КПСС и КГБ!»). Он странный человек, странник. Его прямота ошеломляет. В его мелодиях обретают новую власть Мандельштам, Цветаева, Волошин. И становится скучно и стыдно жить по-старому — не по Старчику. Старчиками на Украине в прежние времена называли бродячих певцов-мудрецов, — например, Григория Саввича Сковороду, который сам выкопал себе могилу, лёг на лавку и умер с Библией под головой, оставив надгробную надпись себе: «Мир ловил меня, но не поймал». (Я люблю, в разговорах с редкими теперь атеистами, цитировать песню Старчика на стихи Сковороды: «Бог есть лучший астроном, Он — найлучший економ. Мать блаженная натура не творит ничтоже сдура».) При первой, очень давней нашей встрече Петя, сгорбившись над стареньким пианино, пел Северянина: «Ты потерял свою Россию. Противоставил ли стихию добра стихии мрачной зла? Нет? Так умолкни. Увела тебя судьба не без причины в края неласковой чужбины. Что толку охать и тужить — Россию надо заслужить». И эта тоска — в сущности, по Старчику — неизменно возвращала домой, за шкирку выволакивала из любой, самой сладкой заграницы, швыряя в соль и боль России. (Париж, Северный вокзал. Знакомая эмигрантка — мне вослед: «Значит, там ему надо ещё что-то пережить…») «Другие не смели, но мы до конца дотерпели…» (Седакова). Он углублялся, ввинчивался в Россию, пока не упёрся судьбою в пространственный предел — Нижегородчина, Николин Погост. Его песни обладают огромной нравственной чистотой и силой. Порою слушать их невыносимо: выворачивают душу; как дым, слезят глаза. Нелепая, большая, больная совесть России.