Его звали Даня...

Прочтите это свидетельство матери, потерявшей сына. Вы не пожалеете о потраченных минутах. Прот. А. Борисов.

Его звали Даня. Он родился с тяжело больными легкими, но, все таки, прожил лет 16, хотя часто болел и в конце концов умер в больнице. Во время одного из приступов болезни Даня пережил то, о чем свидетельствуют люди, пережившие клиническую смерть: выход из тела и радостное пребывание "за гранью жизни". Даня был прекрасным и жизнерадостным человеком. Его смерть стала для его близких не трагедией, а убедительным свидетельством о том, что жизнь продолжается и после физической смерти.

O Дане

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода

Ин. 12

Сеющии слезами радостию пожнут
Пс. 125

Друзья! С Божьей Помощью попытаюсь рассказать, какой удивительный подарок мы с Леней получили напоследок от нашего Даньки. Собственно, подарком была вся его жизнь. Удивительно светлый, радостный и оптимистичный человек.

Когда врачи обнаружили, что он серьезно болен, мы им не поверили. Данечке было тогда полтора года. Рыженький, круглолицый, никогда не унывающий малыш. Мы так до конца и не поняли, что болезнь была, действительно очень тяжелой. Даня никогда себя не ощущал больным или ущербным, никогда не давал этого почувствовать и нам. Тогда, когда мы лежали в больнице с первым серьезным воспалением легких, которое не поддавалось никакому лечению и врачи заговорили о своей беспомощности и Данькиной обреченности, я впервые задумалась о Боге. Я вдруг осознала, что больше мне не к кому обращаться за помощью. Мои первые молитвы начинались словами "Если Ты есть..." Мы пролежали в больнице довольно долго, врачам удалось все-таки найти какое-то экспериментальное лекарство, мы, в свою очередь, нашли гомеопатию. Даня выздоровел и после 8 месяцев госпитализации мы вышли домой. А спустя некоторое время мы Даню крестили и я стала водить его каждую неделю в церковь, решив, что это важно для него. О том, что это очень скоро станет важным для меня, я тогда не догадывалась.

Дальше я не буду рассказывать подробно. Даня много болел и много страдал. Мы были рядом и старались помогать по мере сил. Он делился с нами своим оптимизмом и жизнелюбием, давал нам много надежды. Бывали и достаточно долгие периоды, когда он себя чувствовал вполне сносно и тогда все вообще забывали про его диагноз и про то, что он болен. Он рос обычным мальчишкой. Его интересовали машинки, лего, конструкторы, модели, лепка, поделки и вообще всякое творчество и, конечно, компьютер, который потихоньку стал вытеснять все остальные увлечения на второй план. Но было в нем всегда что-то очень светлое и радостное. Такое, что притягивало к нему людей. Он был открыт миру и людям, легко знакомился и общался всерьез, не делая разделения на ровесников и взрослых. И люди тянулись к нему, и дети и взрослые. Часто, придя к нам в гости, наши друзья, большую часть времени проводили с Даней. И было похоже, что они получали очень много от этого общения.
Больше всего ссорился он с Мейталькой, с сестрой. Однажды, не придумав ничего лучше, после очередной ссоры, я велела ему уходить в свою комнату и там сидеть. Дала ему четки и сказала, что пока он не прочтет сто "Иисусовых молитв", чтобы оттуда не выходил. Все это время я тоже пыталась молиться. И меня терзали сомнения. А вдруг таким образом я озлоблю ребенка и он станет воспринимать молитву как наказание?! Вопреки моим опасениям, Данька вышел из комнаты в совершенно ином настроении. Он был полон раскаяния и радости от молитвы. И до вечера оставался в таком совершенно необычном просветленном состоянии. Я пыталась и впоследствии заставлять его молиться таким образом, но больше ни разу "из под палки" молитва не шла и я оставила попытки.

Год назад Даня тяжело заболел. Четыре года до этого мы обходились без больницы, а тут стало ясно, что на сей раз нам ее не избежать. Почти сразу после госпитализации нас перевели в реанимацию и там Даню подключили к аппарату. Пролежал он так пять дней без сознания. В первую же ночь у него начался септический шок, поднялась температура, стало падать давление. С трудом его удалось спасти. Потом состояние потихоньку стабилизировалось и в конце концов нас отключили от аппарата и перевели в обычное отделение. Там Данька нам рассказал, что он пережил, пока был без сознания.
"Я летал"- сказал он - "Видел все сверху. Кровать, себя, врачей. И мне хотелось лететь все выше и выше. Я увидел сверху больницу, а потом Землю, пролетал мимо звезд в космосе. Я знал, что лечу к Богу и радовался. Но потом я понял, что оставляю вас там, внизу и мне очень захотелось к вам вернуться. И меня стало втягивать в цветную воронку и я стал уменьшаться. Я даже испугался, что я уменьшусь так, что исчезну. А потом я проснулся". Мы выслушали этот рассказ и поверили ему. Раньше никогда я не слышала ничего подобного от живых людей, только читала в книгах, смотрела в фильмах. Данькин рассказ был очень похож на все остальные воспоминания людей, переживших клиническую смерть. Мы все вместе решили, что это будет нашей тайной и кроме нескольких людей никому с тех пор про это не рассказывали. Через некоторое время (мы еще лежали в больнице) Даня задумчиво сказал, что был бы не против снова пережить такой полет. (Я в свою очередь подумала, а возможно и сказала, что я как раз была бы очень даже против!) Не прошло и трех недель после первой реанимации, как Даня попал туда снова. Ровно через три недели, в вечер понедельника. И снова чуть не умер и снова вернулся. И опять пролежал под аппаратами пять дней, пришел в себя, нас перевели в ту же самую палату на ту же самую кровать в детское отделение. Я спросила его насчет полета, но он ничего не помнил на сей раз.

Еще после первой ночи в отделении, тогда в первый раз, Даня попросил ручку и бумагу и захотел нарисовать свой сон. Ему приснилась комната, на полу было грязно и валялись окурки, а Даня сидел на спинке дивана. Напротив него была дверь и он попытался до нее дойти по спинке дивана и другой мебели стоявшей вдоль стены, но как только он прошел весь путь и собирался выйти, он вдруг очутился на прежнем месте. Предстояло пройти этот не легкий путь заново. А дальше я не помню, получилось ли у него выбраться из комнаты или его опять отбросило на спинку дивана. К слову, до этого Даня никогда не относился серьезно к своим снам, редко их рассказывал и уж точно никогда их не рисовал. В последнее время он даже жаловался Саше Кантору, что вообще не видит сны, или не помнит их. Мы пытались понять о чем же был сон. После второй реанимации пришло в голову, что "дверь" - это выход из больницы, куда мы никак не можем попасть. Сейчас, спустя год думается, что сон был не о больнице. Еще из разряда странных событий, которые произошли с Даней год назад, он рассказал, что у него стали исполняться желания. Я отнеслась сначала к этому скептически. Но все гости, которых Даня хотел видеть у себя в больнице, приходили даже если мы не успевали их пригласить, а особенно меня поразило, когда мы попали снова в реанимацию после Даниного желания "снова полетать". После выписки через какое-то время он мечтательно сказал, что в больнице было не так уж и плохо, там можно было доехать на кресле до магазина игрушек и Макдоналдса, которые находятся на территории больницы и что он вообще соскучился по Сюзи (клоунесса, с которой он сдружился в больнице). В тот же день у него вылетел зонд и мы были вынуждены поехать в больницу его вставлять. Зашли, разумеется, и в магазин игрушек и в Макдоналдс. Таких примеров, когда Даня что-то желал, и оно исполнялось, было очень много. Он очень по-детски решил, что Бог теперь его слушает и все делает для него. Только слегка удивленно, но без сожаления говорил, что вот насчет собственного выздоровления не получается загадать, чтобы исполнилось. А насчет других, когда они заболевают - выходит. Мы с ним поговорили и решили, что это секрет между ним и Богом и он никому про это не рассказывает. И мы тоже до сих пор не рассказывали.

На прошлой неделе, после похорон, к нам стали приходить толпы народа. (Для не израильтян - во время "шивы" так принято, что в течение недели знакомые, друзья, сослуживцы и вообще все, кто слышал или знает приходят утешать, развлекать, отвлекать родных умершего. Про это расскажу потом еще, если вспомню.) Я рассказала про Данин "полет" двум мамам девочек из Металькиного класса. Я еще не успела окончить, как одна из мам вдруг сказала: "Да-да, так все я и видела". Мы с удивлением стали ее расспрашивать, что же она видела. Оказалось, что когда она была школьницей, ее сбила машина. Она попала в больницу, умерла там, ее реанимировали, сделали операцию, была долгая реабилитация. Сейчас я бы даже не догадалась по ней, что она пережила нечто подобное, выглядит вполне обычно, здоровая и очень улыбчивая. Она рассказала почти то же самое, что и Даня. Про полет, про чувство радости, про то, что видела все сверху. Что увидела маму, которая сидела возле ее тела и плакала. "Мне так стало жалко маму, что я решила вернуться к ней. Помню, что это было очень-очень трудно возвращаться в тело." Потом оказалось, что после операции ее наполовину парализовало. Меня поразило, что в обоих случаях дети именно захотели вернуться к родителям. И опять чувствовала мурашки по телу от такого рассказа. Это был второй человек после Даньки, который мне рассказал подобное.

Весь этот год прошел довольно необычно. Сначала после выхода из больницы, я каждый день ощущала как подарок, и было предчувствие, что расставание неизбежно. Но Даньке становилось все лучше и лучше, он хорошо ел, набирал вес, был очень веселый. Мы пересмотрели вместе множество фильмов, прочитали несколько книг. Когда появилась возможность, стали выходить из дома. Ездили на море, в магазины, к друзьям. И я потихоньку стала все это воспринимать как должное, забыла первые свои ощущения от жизни дома. Желания Данькины по-прежнему исполнялись, но даже это уже стало восприниматься как само собой разумеющееся. Появилась надежда, что и от кислорода удастся когда-нибудь избавиться. Очень давно у нас не было такого хорошего времени. Данька лепил из фимо, моделировал дома и космические корабли, клеил модели самолетов, строил свои самолеты, ходил на музыку и английский. Если бы не шланг, подсоединенный к кислороду и не каждодневные инъекции и таблетки, мы бы могли запросто забыть, что он чем-то серьезно болен. Собственно мы и забывали. Напоминали нам об этом регулярно врачи во время ежемесячных проверок в больнице. Данька пытался всячески врачей поддержать и ободрить. Был даже забавный эпизод во время одного из наших визитов. Заведующая детской пульмонологией, которая много лет вела Даньку, каждый раз горестно вздыхала, когда мы с ней оставались наедине, и сетовала, что возможности ее ограничены, нет лекарств, которые бы гарантировали Дане выздоровление. Не может она ему сделать пересадку легких, ну и тому подобное. Во время осмотра Даня неожиданно серьезно обратился к ней, сказав, что у него есть к ней вопрос. Я почувствовала, как она вся напряглась, ожидая, очевидно, вопроса из серии "доктор, я буду жить?" или "сколько мне осталось?". "Зачем посреди комнаты стоит эта колонна?"- изрек Даня, пытаясь наворачивать на кресле круги вокруг этой самой колонны и специально запутывая кислородный шланг. Все рассмеялись. Тетечка ощутимо задышала свободней и даже проявила недюжинные познания в архитектуре, сказав, что колонна поддерживает потолок. Наверное, не случайно ему удалось родиться, вопреки всем прогнозам, 1 апреля - веселить и смешить людей тоже был его особый дар.

Новое воспаление легких обрушилось на нас неожиданно, в середине августа. Что там происходило в Данькиных легких, я не знаю и сейчас не особенно интересно. Была надежда на выздоровление. Все мы надеялись до самого последнего часа. Но это уже относится к другой области того, что могло бы быть и не было. А как говорят, жизнь не знает сослагательного наклонения. То, что я пытаюсь рассказать относится к настоящей Жизни и к ее Источнику. За последние три недели Даниной болезни что-то очень важное произошло со всеми нами благодаря Дане. Во-первых, Даня сказал Лене, что не боится. Не боится ни больницы, ни реанимации, и даже был бы не против снова туда попасть, чтобы опять пережить чувство полета и радости. В последние недели мы все очень мало спали, но очень много и глубоко молились. Данька все время нас просил о молитве. Не задолго до этого мы начали с ним читать "Отца Арсения" и во время одного из первых приступов, Даня велел нам молиться. Потом, когда приступ прошел он сказал, что теперь понял, что такое молитва и о чем написано в "Отце Арсении". Я не знаю, какой из эпизодов он имел в виду. То ли историю, про "холодный карцер", куда попал о. Арсений вместе со студентом Алешей и когда они там прожили двое суток в 30-ти градусный мороз благодаря молитве. То ли про смерть о. Арсения и его уход в небесную церковь и возвращение назад в тело, в лагерь. Данька сказал только, что не смотря на боль и страх, которые он испытывал во время приступа, большей частью себя он был в другом месте, где ему было легко и очень радостно. И он говорил, что это было благодаря молитве. Я никогда не испытывала подобных ощущений. Но с тех пор, вспоминая об этом, я пыталась молиться еще глубже, еще искренней. Я не знала, как этого добиться, но старалась произносить слова молитвы от сердца и уповала на то, что Господь и Божья Матерь слышат мою молитву и знают, о чем я прошу. Иногда давалась слезная покаянная молитва, иногда было ощущение богооставленности. В один из таких моментов меня охватил страх. Страх был такой сильный, что, казалось, вот-вот скрутит, парализует, задушит. Несколько часов я пыталась с ним бороться, призывала на помощь ум и логику, молилась. Ничего не помогало. В конце концов, я подошла к Дане и стала у него просить прощение за свою бездеятельность. Сказала, что меня сковал страх, и я сейчас ничем не в состоянии ему помочь. Даня, у которого не было сил не только двигаться, но и говорить, стал мне напевать мелодию хасидской песенки. "Весь этот мир - лишь маленький мост, и самое главное, самое главное - совсем ничего не бояться". Конец песни мы пропели уже все вместе с Даней и Леней и страх отступил.

В последнюю неделю я очень сильно чувствовала, что мне, здоровому человеку приходится черпать силы у Дани, который был обессилен полностью физически, но становился все сильнее и сильнее духом. Он очень изменился. С одной стороны это был все тот же наш Даня, который, когда бывали силы, смотрел с нами фильмы, обсуждал планы на будущее, когда он выздоровеет, играл на компе (опять же, когда были силы). Но параллельно в нем стал чувствоваться другой человек. Человек, который нацелен на переход к другой жизни и пытается раздать как можно больше сил и любви в этом мире, людям которых он любит. Особенно сильно это чувствовалось по отношению к Мейтальке. Они всегда были классическими братом и сестрой. Очень любили друг друга. Но то и дело слышалось: "Мама, скажи ей, чтобы она..." "Папа, почему он опять..." "У меня от тебя уже болит голова" и тому подобное. В последние недели Даня все время просил, чтобы мы его гладили, делали массаж, поправляли волосы. Все это он разрешал делать Лене, мне, редко моей маме и больше никому. В один из последних дней Даня неожиданно попросил, чтобы Мейталь сделала ему массаж. Она подошла к нему и стала очень нежно гладить его по спине. Надо было видеть, какой у нее был при этом счастливый вид. Она спросила, какой массаж ей ему сделать, на что Даня сказал, чтобы она делала то, что хочет. Сказать, что мы были удивлены, значит, ничего не сказать. Было видно, что Даня попросил все это, чтобы сделать приятное в первую очередь Мейтальке. И еще я замечала, что он все время про нее думает. Спрашивал, пошла ли она уже спать, просил, чтобы она обязательно подходила сказать "спокойной ночи" перед сном и "пока", когда уходила в школу. Когда мы уже уезжали в больницу на скорой, он обратился к ней с просьбой молиться. И уже в больнице его последними словами перед тем как он уснул были "Скажи Мейтале, чтобы она молилась".

Думал он и о других. Я чувствовала, что желание любить всех вокруг и давать как можно больше, насколько хватало сил, стало для него главным стремлением. Перед самым отъездом в больницу Даня нашел в компе презентацию, которую сделал около года назад. На экране появлялся причудливый знак, распускались цветные вспышки и всплывала надпись "Слава Богу за все!".

Эту картинку с надписью он оставил на экране перед уходом и попросил не выключать ее до нашего возвращения. Утром, на следующий день, когда мы с Леней приехали домой, я попыталась посмотреть расписание автобусов для кого-то, кто собирался приехать на похороны, и опустила картинку вниз. Комп в ответ выключился и засветился голубым экраном. После этого мы вернули картинку и она так и оставалась на мониторе до начала этой недели. А сейчас Леня ее повесил как фон, "обои". "Слава Богу за все!" - это то, что мы повторяли в Данину последнюю ночь в больнице, то что повторяем и сейчас. Даня помог нам подняться на такую высокую ступень любви, про которую я, возможно, читала только в Библии. Любовь, которая не ищет своего. Любовь, в которой тебя уже нет, ты в ней растворился, она существует сама по себе и заполняет собой и тебя и окружающий мир. Господь через Даню дал нам возможность почувствовать в себе дыхание Его любви. В четверг, ощущая в себе эту любовь, мы вместе с Леней попросили Даню, чтобы он не оглядывался назад на нас, если вдруг снова окажется там, наверху. Попросили, чтобы он не думал про нас, а летел туда, где ему будет лучше. Даня ничего не ответил, но он нас слышал и так и поступил. То, что он счастлив, мы знаем точно. Его смерть была для меня победой над смертью. Я поверила и в Воскресение и в то, что смерти на самом деле нет. Слово "поверила" даже не передает силы этого ощущения. Мы с Леней могли только благодарить Господа, что он дал нам такого ребенка, что теперь, пройдя путь страдания и любви с нами в этой временной жизни на Земле, Даня по-настоящему счастлив. И мы чувствовали себя счастливыми, потому что он счастлив. Даже боль разлуки не могла затмить ощущения покоя, неземной радости и света. И наши друзья ощутили независимо от нас то же самое. Люди, приходившие нас утешать, уходили сами утешенные и приободренные! Велики дела твои, Господи! Приходили люди разных вероисповеданий и те, кто считает себя неверующим. Но свет был таким ярким, что, казалось, его чувствовали все вокруг! Всю неделю мы прожили в Пасхальном настроении. И сейчас иногда удается его почувствовать или вспомнить. Смерть Дани, которой я всегда так боялась, обернулась для нас неожиданной радостью и показала, что ничего никогда не надо бояться. Спасибо тебе, Данечка, за то, что ты сделал для нас! Слава Богу за все!

И напоследок хочется воскликнуть: люди, радуйтесь, Христос Воскресе!