прот. Александр Борисов. НАЙТИ НОВЫЙ ЯЗЫК ДЛЯ ПРОПОВЕДИ

Прот. Александр Борисов

НАЙТИ НОВЫЙ ЯЗЫК ДЛЯ ПРОПОВЕДИ

(О некоторых чертах пастырства прот. Александра Меня,
актуальных в наши дни)

«В юности от старших я часто слышал, что достаточно одной живой веры, чтобы привлечь людей. Частично я с ними соглашался, тем не менее, хорошо понимал особенности нашего времени. Во времена апостолов большинство их аудитории было в той или иной мере религиозной. Теперь веру заменило безверие. Нужно было сначала разбить лед, найти новый язык для проповеди, увязать ее с вопросами, которые волнуют людей сегодня».

«Наставниками моими (кроме родителей) были люди, связанные с Оптиной Пустынью и «маросейской» общиной отцов Мечевых. С самого начала в этой традиции меня привлекла открытость миру и его проблемам».

«Когда в 17–18 лет я интенсивно готовился к церковному служению и много изучал патристику, у меня сложилась довольно ясная картина задачи, стоящей передо мной. Я видел, что к вере начинают тянуться люди преимущественно образованные. Следовательно, священник должен быть во всеоружии. Пример Святых Отцов был достаточно красноречив. Усвоение культуры нужно для того, чтобы находить общий язык с самым широким кругом людей».

О католической Церкви.

«Я увидел, что в ней творческая и открытая к миру тенденция получила широкое развитие (при этом слепая идеализация католичества была мне всегда чужда). Это «открытие» послужило исходной точкой для моих экуменических убеждений. Ведь раскол наносил огромный ущерб. Вся окружавшая меня церковная среда резко осуждала мои настроения».

«Соблазн счесть нашу Церковь мертвой меня, слава Богу, миновал. Хватило здравого смысла понять, что негативные стороны церковной жизни есть порождение уродливых условий, в которых жила церковь».

«Отход от церковно-исторических вопросов (я остановился в своей рукописи на XV веке) был обусловлен тем, что я отчетливо услышал призыв перейти к делам, имеющим прямое отношение к проповеди веры, к уяснению людьми смысла Библии и Евангелия».

«Я разделяю переживания о том, как много языческого в наших храмах, но всякая культура, в том числе церковная, вырастает. Будем терпеливы. Меня самого часто подмывало к протестам, но я на практике убедился, что надо это сдерживать, чтобы трудиться над позитивным. Что было бы с теми людьми из притчи о талантах, если бы они все силы посвятили упрекам закопавшему талант в землю? Сами бы ничего не успели».

Вместо критики о. А. поставил целью донести до людей понимание Библии. Во время пребывания в Иркутске (1955-1958 г.г.) он написал том в 400 машинописных страниц под названием: «О чем говорит и чему учит Библия». Книга вышла весьма несовершенная, но она стала черновым прототипом и планом для шеститомника «В поисках Пути…» и в первую (по времени) очередь для «Сына Человеческого».

«Зимой 1957–58 годов я впервые ясно увидел, что такое «христианский гуманизм» и «христианский Ренессанс», которые противостояли Ренессансу языческому. Это движение началось с эпохи Франциска и Данте и завершилось святителем Григорием Паламой, Рублевым, преподобным Сергием. Оно заговорило о ценности человека и мира как творений Божиих. Но этот гуманизм не получил внешнего преобладания, а остался полускрытым ручьем под горой языческого гуманизма, создавшего светскую идеологию Нового времени. Тем не менее, ручей этот никогда не иссякал. И сегодня, я убежден, христиане должны стремиться к развитию его линии. Не к повторению, а к развитию — как обстоит дело и с патристикой. Собственно, патристика была первым выражением христианского гуманизма.

Слова этого я не боюсь. Если Бог отдал Сына Своего ради человека, то сама Благая Весть возносит человека на недосягаемую высоту, то есть является гуманистической в самом лучшем смысле этого слова».

О соотношении национального и религиозного.

«Нация — это характер, индивидуальное лицо этнического коллектива. Вне ее невозможна ни культура, ни Церковь, — как они не существуют для «человека вообще». Основа всего — диалектика апостола Павла: с одной стороны, он иудей и сознает себя причастным своему народу, а с другой, — говорит, что нет ни мужского пола, ни женского. Значит ли это, что он отрицает существование полов? Он просто указывает на иерархию в духовной жизни. В проявлениях, в земном, во внешнем, в природном есть и эллин и иудей, есть и мужчина и женщина. Но в глубине, во встрече со Христом все это отступает на задний план».

«Я, став священником, пытался объединить приход, сделать из него общину, а не случайное соединение лиц, едва знакомых между собой. Я пытался сделать так, чтобы все члены помогали друг другу, чтобы вместе молились, вместе причащались, вместе изучали Писание».

Разные конфессии.

«Христианство неисчерпаемо, уже в апостольское время мы находим целую гамму типов христианства, дополняющих друг друга. Если выразиться кратко, для меня вера, которую я исповедую, есть христианство как динамическая сила, объемлющая все стороны жизни, открытая ко всему, что создал Бог в природе и человеке. Я воспринимаю его не столько как религию, которая существовала в течение 20 минувших столетий, но как путь к грядущему».

«В своих книгах я стараюсь помочь начинающим христианам, пытаясь раскрыть на современном языке основные аспекты евангельского жизнепонимания и учения. Наша дореволюционная литература, к сожалению, не всегда понятна нынешним читателям, а иностранные книги обращены к людям с психологией и опытом иными, нежели наши».

Кто из богословов и писателей оказал на вас наибольшее влияние?

«На первом месте я должен назвать Вл. Соловьева. Хотя многие его воззрения я не разделяю, но он был моим настоящим учителем.

Впоследствии, познакомившись с трудами Тейяра де Шардена, я обнаружил в его идеях много для меня близкого. Среди Отцов Церкви излюбленными остаются апологеты, Климент Александрийский и Григорий Богослов».

Вы что же, противник демократического движения?

«Этот термин слишком туманный. Вообще я, разумеется, уважаю всякую честность и смелость. Но считаю, что мне лично хватает моего непосредственного дела. Кроме того, я убежден, что свобода должна вырастать из духовной глубины человека. Никакие внешние перемены не дадут ничего радикально нового, если люди не переживут свободу и уважение к чужим мнениям в собственном опыте.

К сожалению, многие из тех, кто называл себя «демократами», по психологии своей были, скорее, диктаторами».

Верите ли вы в будущность Православия в России?

«Безусловно. Но мне кажется, что мы не должны «плыть по течению», а честно и вдумчиво решать все проблемы, которые ставит перед нами время. Конечно, условия сейчас сложные, но тем не менее трудно отказаться от мысли, что кое-что в нашей церковной практике, канонах и богословии должно быть пересмотрено и углублено. Это не мое только мнение: его разделяют немало епископов, священников и мирян в нашей Церкви».

Каково должно быть, по вашему мнению, отношение христианства к современности?

«Мы должны быть людьми современными, в хорошем смысле слова, и не страдать ностальгией по прошлому, но при этом оставаться настоящими христианами по духу, взглядам и жизни. Это трудно. Но это — почетная задача, возложенная Богом на нынешние поколения.

То, что Христос поставил перед миром как задачу, не в состоянии осуществить какая-либо одна или несколько цивилизаций. Я думаю, что история Церкви только начинается. Мы еще дети, несмотря на века, прошедшие со дня Пятидесятницы».

«В свое время Сократ обратил внимание людей на слова, начертанные на фронтоне старинного храма – Познай самого себя! Так вот сегодня, на рубеже XXI века, когда мы пережили чудовищные кровавые войны, столкновения, бури, потрясавшие землю. Когда сегодня мы стоим почти на грани мировой катастрофы, не пора ли нам задуматься над этим? Не пора ли снова эти вечные слова, указанные Сократом, поставить во главу угла? Кто ты – человек? Для чего ты существуешь на земле? Над этим надо задуматься. И поэтому сегодня, мне кажется, пора обратиться к сердцевине человека, к тому, что поднимает нас над миром природы, к тому, что может нас возвысить, к тому, что составляет самый стержень подлинно человеческой культуры, подлинно человеческой духовности, поднимающейся над миром природы в вечность».

А как вы в качестве православного относитесь к другим исповеданиям?

«Отношение мое сложилось не сразу. Но путем долгих размышлений, контактов и исследований я пришел к убеждению, что Церковь по существу едина и разделили христиан главным образом их ограниченность, узость, грехи. Этот печальный факт стал одной из главных причин кризисов в христианстве. Только на пути братского единения и уважения к многообразным формам церковной жизни можем мы надеяться вновь обрести силу, мир и благословение Божие».

Свящ. Георгий Чистяков: Однажды, говоря о том, почему в мире сегодня так много разных исповеданий, отец Александр заметил: «Противоречивость между различными христианскими исповеданиями – протестантами, католиками, православными – это не есть распад, разлом, а это есть лишь проявление частей целого, единого целого, до которого надо дойти,– до глубины».

Об отношении к русским богословам конца XIX – начала XX в.в.

«Я, вопреки мнению многих, «традиционалист», верю в значение живой связи, преемственности, опыта предшествующих поколений. Без этого мы обречены изобретать велосипеды. Обидно было бы думать, что «то» поколение не оставило нам ничего нужного. Думаю, напротив, оно дало нам слишком много. Я всю свою юность питался из этого источника».

Об отношении к культуре.

«Для меня нет, например, «светской литературы». Всякая хорошая литература — художественная, философская, научная — описывающая природу, общество, познание и человеческие страсти, повествует нам об одном, о «едином на потребу».

И вообще нет жизни «самой по себе», которая могла бы быть независимой от веры. С юных лет все для меня вращалось вокруг главного Центра. Отсекать что-либо (кроме греха) кажется мне неблагодарностью к Богу, неоправданным обеднением христианства, которое призвано пронизывать жизнь и даровать «жизнь с избытком». Мне всегда хотелось быть христианином не «при свечах», а при ярком солнечном свете. Меня не привлекала духовность, питающаяся ночным сознанием».

«С детства природа стала моей «теологиа прима». В лес или палеонтологический музей я входил, словно в храм. И до сих пор ветка с листьями или летящая птица значат для меня больше сотни икон. Тем не менее, мне никогда не был свойственен пантеизм как тип религиозной психологии. Бог явственно воспринимался личностно, как Тот, Кто обращен ко мне. Во многом это связано с тем, что первые сознательные уроки веры (в пять лет) я получил, знакомясь с Евангелием. С тех пор я обрел во Христе Бога, ведущего с нами непрерывный диалог».

«Уверен я, что о мире можно и должно молиться. Ведь такая молитва идет в унисон с желанием и волей большинства людей. К войне же влечет их мертвый механизм слепых сил. Здесь воля человека порабощена обстоятельствами. И все же я верю, что Господь не напрасно создал нас и в конечном счете все обратит к добру, развеяв нашу тьму и грязь, и глупость». 

Александр Зорин: От антропогенеза мы перешли к разговору о войне и христианском отношении к убийству. «Сейчас уже звериная природа войны очевидна для всех,– сказал батюшка. – Любое убийство, чем ты его ни оправдывай, всегда отвратительно. Сатанинский характер его несомненен. Оно разрушает душу. Но пока этот мир существует, необходимость в профессии военного, по всей вероятности, будет всегда».

Судя по вашим публикациям в светских журналах, вы пишете и для верующих людей, и для неверующих...

«Для меня все люди — дети Божии. И в неверующих я никогда не верил. Для меня атеист — это верующий, не осознавший свою веру. Потому что Бог живет в душе каждого человека».

«Я работал с людьми преимущественно как пастырь, я не позволял себе заниматься узко научным богословием. У нас люди в основном требуют хлеба, простой пищи, и я работаю в этой «пекарне». После меня, может быть, придут люди, которые будут изготовлять пирожные. Моя задача — делать хлеб».

О христиано-исламском диалоге, 1989 г. В связи с терактами со стороны мусульман

«Я убежден, что вера является лишь поводом. Что большинство людей, которые совершали беззакония, не были настоящими мусульманами. О настоящей вере нужно судить по ее высшим проявлениям. Ислам на своих взлетах – это суфийская мудрость, это Саади, это Омар Хайям, Хафиз. Это великая мусульманская культура, к которой причастна и наша страна. Вот это есть подлинный ислам. Я не могу себе представить таких мусульман в роли насильников и убийц».

«Терпение — это вовсе не состояние скота, который всё терпит. Это не унижение человека — нет. Это не компромисс со злом — ни в коем случае. Терпение — это есть умение сохранять невозмутимость духа в тех обстоятельствах, которые этой невозмутимости препятствуют. Терпение — это есть умение идти к цели, когда встречаются на пути различные преграды. Терпение — это умение сохранять радостный дух, когда слишком много печали. Терпение есть победа и преодоление, терпение есть форма мужества — вот что такое настоящее терпение».

«Путь к вере – это путь к себе. Наша внутренняя жизнь – главное, это целый мир и богатство, которое мы еще не раскрыли. – Главное счастье зависит не от того, что вне нас, а от того, что внутри нас».

«Нам всем еще предстоит многое открыть в Евангелии заново. Оно – вовсе не устаревшая мораль, а жизнь, к которой мы еще только прикоснулись».

Наталия Большакова: Отец Александр на последней исповеди сказал мне такие слова: «Никому не верьте, кто будет говорить, что наша Церковь не свята… Церковь жива не нами, грешными, а Господом нашим Иисусом Христом. А Он всегда здесь, с нами, в Своей Церкви. Здесь – продолжение воплощения в истории Иисуса Христа, здесь Его Царство, оно уже пришло, и врата адовы не одолеют его».

«Для меня все люди – Люди. Все они творенья Божьи. Они мои ближние. Кроме того, формально крещеный человек может быть далек от Бога и от Христа (ведь и Сталин был крещен), а иной язычник – по своим делам – ближе, чем мы».

Очень важное замечание отца Александра: «Христос учит нас не тому, как произошло зло в мире, а учит тому, как жить в мире, где есть зло. Он сказал: «В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь – Я победил мир»».

Марина Михайлова: Батюшка считал, что есть два верных способа встречи с Богом: Евхаристия и Священное Писание. И в церковных проповедях, и на квартирных встречах он говорил о том, что мы можем приблизиться к Богу через участие в Евхаристии. Однажды мы у него спросили, как далеким от церкви людям объяснить, что нужно причащаться. Ведь человек может сказать: «У меня Бог в душе, мне не нужны богослужения». Батюшка сказал, что в таких случаях хорошо рассказать историю Тайной Вечери: вот Иисус знает, что сегодня Его должны арестовать, что Он в последний раз со Своими учениками, и они за столом смотрят друг на друга, и Господь берет хлеб и вино и говорит: «Это Тело Мое, это Кровь Моя. Делайте это в память обо Мне. Пока вы это будете совершать, Я с вами». Отец Александр понимал таинство Евхаристии как реальное, глубокое и личное общение со Христом. Он подчеркивал, что вне евхаристической жизни не может быть настоящего богообщения.

Второй путь к встрече с Богом – чтение Писания. Мы прекрасно знаем, что человек, который регулярно посещает церковь и даже участвует в Евхаристии, может быть абсолютно далек от Бога, потому что он Слово Божие не слушает, и тогда возникают фантомы в том месте, где должен быть живой Христос. Отец Александр очень настаивал на том, чтобы мы читали Евангелие, изучали его, молились, опираясь на Евангелие.